Большая книга ужасов - 78

Лаума как-то странно улыбнулась. Так учительница начальных классов смотрит на Петрова, заранее зная, что он ничего не ответит, и теперь с большим удовольствием наблюдая за его стараниями хоть что-то сказать.

Смиля встала и почувствовала, как на плечи ей опустилась броня, в ладонь лег призрачный меч.

– Так, так, – подбадривал волосатый. – Любую нечисть одолевает добрая сила. Ты только верь, верь! Не теряй веры!

Какая вера, если ее сейчас убьют? Где та рать, что должна встать на ее защиту?

– Тебе не устоять, – пророчила Лаума.

Действительность за спиной Лаумы раскололась. Яркий луч света разрезал темноту, впуская в ночь краски и звуки.

Такими рисуют сказочные миры. Высокие хрустальные замки, цветущие деревья, кисельные реки, молочные берега, порхающие птицы. Глядя на этот мир, понимаешь: там счастье. Только твое. Самое настоящее. Навсегда. Без болезней и смертей. Без страданий и неудач.

Свет заслонили. Двое выступили, перегораживая дворцы, реки и деревья, приглушая перезвон и пение птиц.

Ворон и Янус. Невысокий, в черной куртке Генрих и подвижный гуттаперчевый Эрик. Они медленно подняли головы. В глазах Ворона торжество – все-таки победил, все-таки сила на его стороне. Янус дернул губами – вот-вот улыбнется – и подмигнул. Все это было настолько неожиданно и не к месту, что Смиля потерялась окончательно. Бежать? Куда, от кого? Янус поможет? Но он с ведьмой.

Скелет! Быстрее!

Телефон.

– О деле думай, а не о своей бренчалке.

– Что ты со мной споришь? – не выдержала Смиля. – Мне помощь нужна, а ты ворчишь!

– Я тебя уму-разуму учу, так что не спорь. Эх, выбрал на свою голову защитницу.

Смиля бы удивилась. Сильно. От души. Если бы не Лаума. Уж она-то ей точно о себе забыть не даст.

– А всего-то надо было отдать душу. – Ведьма подняла руку, показывая открытую ладонь с разноцветными стеклянными шариками. – Влюбленные отдают любимым самое дорогое, что у них есть. А женщины… зачем им лишний груз? Передают души любимых мне. А я им за это даю счастье. Не хочешь?

– Иди ты со своим счастьем! – буркнула Смиля. Она искала сотовый. Как сквозь землю провалился. Ну вот, почему его вечно нет, когда он нужен?

«Мышка, мышка…»

Ага! Нашелся!

Успела послать вызов.

– Ты сама это выбрала, – тяжело произнесла ведьма. – Во имя Перкунаса, Патолса и Потримпса[13].

Она выбросила левую руку вперед. С плеча скатились огонечки-человечки, спрыгнули и тонкими змейками метнулись к окну.

Смиля попятилась. Стекло. Им его не преодолеть. Если разобьют, будет шум. Придут родители, спустятся соседи сверху.

Змейки врезались в прозрачную преграду, рассыпались искорками, цветным дождем прыгнули на подоконник внутри комнаты, превращаясь в маленьких юрких человечков, вредных альп. Ворон с Янусом прошли сквозь стекло и оказались перед Смилей. Альпы с визгом бросились вперед.

Смиля замолотила руками, кинула подвернувшейся тапочкой. Все бесполезно. Лицо, плечи, ноги – ее кололи и щипали, толкали и пихали. С полок падали книги, опрокидывался стол и кровать. Смиля успела только нагнуться и подхватить плед. Взмахнула им, как мулетой, отвлекая внимание нападавших. Брызнули в разные стороны альпы. Взлетели вверх книжки, с треском рвались страницы, лопались лампочки в плафонах люстры.

Сама не понимала как, но отбиваться у нее получалось, альпы шипели, плевались, наваливались толпой, пытались достать ее по одному. Лаума за окном злилась. Ворон с Янусом не приближались.

Неужели испугались?

Ах, зачем она о них подумала! Ворон ожил, сделал шаг вперед. Юркнул под руку, дернул за плед. Она оттолкнула его, пытаясь перетянуть на себя, уронить. Падай же ты наконец! Хоть кто-нибудь ей сегодня будет подчиняться? Нет. Бесполезно.

Куст бузины, река Смородина, Калинов мост – ее затягивало в страну мертвых. Змей Горыныч побеждал. Почему она никогда не умела драться? И тут же разозлилась – а чего она должна уметь? Где верные защитники? Он же обещал!

В комнате запахло чем-то неприятным – перепрелой листвой, аммиачными испарениями. Плеснулась река Смородина, названная так потому, что в ней всегда смердело. Чем? Людскими страхами?

– Давай, давай! – подбадривал домовой. Он сидел на мосту и, как заядлый болельщик, подпрыгивал на месте, стучал кулачком по раскрытой ладони. – Еще немного, и сдюжишь!

Немного?

Смилю окружили, Ворон поставил подножку.

– Во имя Перкунса! – выдохнул он, занося кулак.

– Да пошел ты! – пнула она его ногой.

– Не бить! С собой взять! – пророкотала Лаума, и вороновский кулак разжался, рука повисла безвольной тряпкой. Но улыбка… Какая же мерзкая у него была улыбка. Не победившего, а укравшего.

Ведьма стояла в комнате, заполняя собой все, забирая воздух, гася свет.

– Все равно ты не жилец, – процедил Ворон, вздергивая Смилю на ноги. И откуда такая сила взялась?

– Наведите здесь порядок, – приказала ведьма, и альпы с писком ринулись рвать ткань, мять бумагу, бить пластик.

– Дерись! Сопротивляйся! – суетился волосатый. – Эх, народ! Ничего уже не можете. Зачем с бабой связался?

Несправедливое обвинение обидело, она попыталась освободиться.