Большая книга ужасов — 8

Волобуя обуял жгучий интерес. По его словам, вид у нас был «конкретно деловой», и ему приспичило выяснить, «на фига мы туда премся». Он решил за нами проследить. Так что шаги позади мне совсем не чудились. Снег скрипел под ногами любопытного Волобуя… Бдительность моя, как выяснилось, порядком его раздражала, да и доставила множество неудобств. Один раз он, чтобы не попасться мне на глаза, даже был вынужден с головой нырнуть в огромный сугроб.

Увидев, что нас понесло в дом какой-то посторонней деревенской тетки, Толян окончательно озадачился. Едва мы скрылись, как он пролез во двор и принялся методично заглядывать во все окна. Однако, естественно, ничего не увидел, потому что они были плотно занавешены.

Внезапно его привлек шум, доносившийся из сарайчика. Толян сперва сильно перетрухал. Однако в результате любознательность и пытливый ум «дитя джунглей» взяли верх над инстинктом самосохранения.

Подкравшись к сарайчику, Волобуй прислушался. Возня внутри продолжалась. Потом раздался тоненький голосок:

– Миллиончики! Мои миллиончики!

Толян замер. Безошибочное чутье начинающего бизнесмена мигом ему подсказало: тут пахнет большими деньгами. «Ну, ни фига себе Фома с Жанкой, – пронеслось у него в голове, – знают места!»

Он осторожно подергал дверь. Заперто. Тогда он пустился вокруг сарая и наконец обнаружил под самой крышей узенькое окошко, сквозь которое пробивался свет. Рядом с сараем валялась старая железная бочка. Тихонько пододвинув ее к окошку, Толян взобрался на нее и наконец смог увидеть, что делается внутри.

Степень своего потрясения он выразил так: «Ребята, у меня прямо жабры заклинило». В сарае сидели на топчане два лилипута. Один старик с бородой, другой – старуха. Перед ними на полу лежали две кучи маленьких туго набитых мешочков.

Старик взял из одной кучи мешочек и, развязав его, вытряхнул содержимое на топчан. Именно тут у Толяна «окончательно заклинило жабры». По топчану рассыпалось множество золотых монет. Толян крепко зажмурил глаза, затем открыл их вновь. Наваждение не исчезло. Старик сосредоточенно считал золото, приговаривая:

– Один, два, три, четыре.

Дойдя до десяти, он строил золотой столбик. Затем продолжал счет.

Толян не отрывал взгляда от узловатых лилипутских пальцев.

– Главное, сами, ребята, прикиньте, – захлебываясь, излагал он. – Дед. Мелкий. Борода до полу. Дунь-плюнь – нету. А золота – куча. И где он только его надыбал? Клад, что ли, отрыл?

Какие «дитя джунглей» посетили замыслы по поводу лилипутского золота, для нас с Максом осталось тайной. Толян с нами не поделился. Однако, судя по лихорадочному блеску его глаз, у начинающего нашего бизнесмена возникли планы полной или хотя бы частичной экспроприации в свою пользу.

Осуществить их не удалось. Толян объяснял причину провала плохим состоянием' бочки. Мол, дно ее оказалось полностью проржавевшим. Поэтому в самый интересный момент, когда бородатый лилипут, построив очередной столбик из золота, воскликнул: «Три миллиона!» – Толян с грохотом ухнул вниз.

– А, кстати, три миллиона чего? – с интересом осведомился Макси-Кот.

– Еж его знает, – ответил Толян. – Я как-то тогда над валютным эквивалентом не думал. Главное, золото. А такая куча не меньше чем на миллион баксов потянет.

– Ну и что, что дальше-то? – хором спросили мы.

– Да, видать, меня при падении головой звездануло, – принялся объяснять Толян и, тщательно общупав макушку, добавил: – Ну, точно шишка! Хотите потрогать?

Мы с Котом вежливо отказались.

– Дальше, дальше давай, – нам не терпелось узнать развязку.

– А чего давать-то, – развел руками Толян. – Очухался. Встал. Дверь сарая открыта. Внутри никого. Дом заперт. Я постучался, никто не открыл. Ну, я домой попер. По дороге сумку хотел отрыть. Я ее в снегу спрятал. Еще до «стрелки». Но какая-то сволочь мою сумку приватизировала. Дальше вы сами знаете. Только в одно по-прежнему не въезжаю. Выходит, я двое суток без памяти на снегу в этой деревне провалялся? Как же я не замерз-то насмерть? А главное, хороши лилипуты! – охватил его вдруг праведный гнев. – Денег куча, а жалости к людям никакой. Сами смылись, а меня, можно сказать, на верную смерть оставили. Двое суток. Это ж надо, двое суток! – все никак не мог успокоиться Волобуй.

Поглядев на часы, висевшие у нас в кухне, он взвился на ноги:

– Чего ж я тут с вами ля-ля развожу, а мать моя плачет! Пойду сдаваться. Ей же неизвестно, что я живой.

– Стоп, Толян! – крикнул Макс. – Скажи, как ты матери все объяснять собираешься? Волобуй глубоко задумался.

– Вот именно, – не дожидаясь его ответа, продолжал Макси-Кот. – Если ты дома начнешь говорить про лилипутов и золото…

– Значит, вы мне не верите? – уставился на нас Толян.

– Мы-то как раз верим, – ответил я, – но ни один взрослый не поверит.

– Фома, ты прав, – согласился Толян. – Ладно, скажу: «Шел, упал и вырубился. Дальше не помню».

– Да, Волобуй, так будет лучше всего, – одобрил его версию Макси-Кот. – Хотя, – добавил он, запирая дверь за Толяном, – и этому не поверят.

– Макс, а ты думаешь, нам он не наврал? – обратился я к старому другу.