Большая книга ужасов – 83

– Ну и черт с тобой, – решила Марта, выходя на кухню и включая свет. Лучше бы она это не делала. Свет резанул по глазам, и когда она проморгалась, увидела перевернутый стол, разбитую посуду, сломанный стул. Это какой же силищей надо обладать… Нет, все-таки она сначала услышала. Славка визжал:

– Вернись! Немедленно! Ааааа!

Марта дернула дверь, чтобы захлопнуть. Со всей силы, чтобы стены затряслись. Не затряслись. С места дверь сдвинулась плохо – ее сто лет не закрывали, и она слегка провисла. Шоркнув по полу, она стукнулась об откосы, не входя в проем. Да что ж это такое! Никто не слушается! Марта врезала по двери ногой. Она с грохотом вошла в откос. Дом дрогнул. Вот бы еще и крыша поехала. Нет, все-таки за что-то там дверь зацепилась и не стала откидываться обратно. И то хорошо, крик брата стал чуть потише.

А Славик продолжал орать. Марта прошлась по кухне, расшвыривая осколки.

«Подменыш, подменыш», – крутилось в голове. Он и правда выглядел чистым подменышем, ненастоящим. Потому что настоящий Славка таким быть не мог, уж она-то знала. Ей снова стало страшно. А вдруг Славка сейчас из милого мальчика с пухлыми губами превратится в монстра – зеленого, с щупальцами и склизкой кожей?

Славка выл и, судя по грохоту, подпрыгивал вместе с кроватью.

«Сломает», – машинально подумала Марта. Она перевернула табурет и села.

Дом, дом, милый дом. Что-то тут все же было не так. Почему Славка разнес кухню и не трогает спальню? Там есть что переворачивать. Но ему не понравилась именно кухня. И котлету есть не стал.

Стукнули в окно, Марта от неожиданности вскочила. Сердце заколотилось под горлом. Незашторенное окно смотрело черным глазом. Листочек, бабочка или летучая мышь? Некому тут было стучать.

Марта заставила себя сесть обратно и не смотреть на окно. Все, кто пытается войти ночью, не добрые гости, поэтому пусть остаются снаружи.

А с другой стороны, не так тут все и плохо. Стол опрокинут, с него разлетелась посуда – поэтому и кажется, что полный разгром. Если стол поставить на ножки и убрать осколки, остальное цело.

В окно снова что-то врезалось, словно пьяная летучая мышь попутала маршрут. Сердце подпрыгнуло до горла и забилось в каждом кусочке тела. Кто это там снаружи хулиганит? Кто войти хочет?

Прислушалась. Но что можно услышать, когда у тебя сердце пытается выскочить через горло? Конечно, шаги. И не на улице, а за дверью. На террасе. Осторожные такие. Поскрипывают половицы. Дверь дернулась в замке. Марта поджала ноги и задержала дыхание. Сердце вдруг стало глухим и почти неслышным. Нет шагов на террасе, не шуршат кусты за окном. Кромешный мертвый час. Даже Славик замолчал. Зато Марта удачно вспомнила, что закрыла входную дверь, никто там ходить не может.

Как только об этом подумала, стало легко. Она спустила ноги на пол, с шумом выпустила воздух из груди и оглядела кухню. Ну что же, можно теперь и спа…

На откосе двери висело полотенце. Непонятно было, как оно там висит, на чем держится. Марта подняла обломок ножки стула и осторожно подошла к двери.

Висит.

Коснулась полотенца обломком.

Хорошо висит, крепко. Приподняла ткань, открывая большую булавку с красной головкой.

Это мама так повесила? Чтобы руки вытирать? Но руки они моют в другом углу. Там и полотенце есть. А это чего тут висит? Марта еще раз коснулась полотенца палкой, и оно ей не понравилось. Грязное какое-то. Наверное, еще от бабки осталось. Была она молода, купила полотенце, повесила – с тех пор и висит, пылится.

Расщепленным краем ножки Марта подцепила булавку за красный шарик и осторожно вынула. Булавка была как новенькая, без ржави. Пометавшись по кухне, Марта бросила полотенце вместе с булавкой в печку. Кто-нибудь когда-нибудь будет топить и сожжет.

Снова как будто стукнули в окно. Марта шагнула, под ногой неприятно хрустнуло. Это уже была не тарелка, а комок земли. Да, натаскали они сегодня. Может, подмести?

Марта взяла веник, провела по полу. Только сейчас она стала замечать, что на ворсинки веника цепляются какие-то веревочки, шерстинки, как будто у них тут стая котов порезвилась. Марта все смела на совок и бросила в печь.

Что делать дальше, она не знала, оставалось ждать.

С трудом перевернула стол, села. Неудачно села – по центру. Как будто гостей ждет. А она никого не ждет. Вернее – ждет, но не сейчас, а послезавтра. Маму. А пока… Пока она просто сидит.

А чего сидит? Вроде как спать надо, но нет, нет, она не будет спать. Она не пойдет в спальню, где хрипит на кровати Славик, готовый превратиться в огнедышащего монстра. Она подождет рассвета. Он уже близок. Темное окно светлеет. Заря пробивает тучи. Курицы встряхиваются, просыпаясь. Вот-вот петух пропоет побудку.

Но петух все не пел. Окно пыжилось, словно пыталось вдавиться в комнату и пустить того, кто всю ночь в него стучится. Он темный, зарос волосами, ноги у него босые, пальцы растопырены. За темными волосами не видно лица. Он стоит там, на улице и неслышным зовом кличет Славика. От этого брат на кровати сипит и выворачивается. Глаза его становятся черными и страшными, а тело холодным и твердым, как железные ножницы.