Большая книга ужасов – 90

– Это что же такое?! Это мне за мои грехи… – Рукой она зажимала плечо. Киря шагнул к ней, и в нос шибанул резкий запах аммиака: давненько не мылась бабка. А на лицо она была вовсе не бабкой: может, лет на двадцать постарше матери.

Хлопнула калитка. Из ближайшего дома выскочила тётя Лена – жена школьного завхоза – и стала бабку поднимать:

– Идёмте-идёмте, я врача уже вызвала… Киря, марш домой! Тебя мать обыскалась.

Мать уже бежала к нему по улице с двустволкой наперевес:

– Идём телевизор смотреть. Электричество дали.

Они успели к местным новостям. Противный курносый парень вещал, что в тайге случилась невиданная миграция зверей и птиц. Озерки атакует росомаха, Болшево – волки, и, возможно, виной всему засушливое лето с лесными пожарами.

– Животные оголодали, – вещал этот тип, – и теперь ищут более кормовое место. Возможна эпидемия бешенства: они подходят слишком близко к жилью, это ненормально для дикого зверя. Соблюдайте осторожность, прививайте собак…

– Бред, – оценила мать, и Киря с ней согласился. – Нормальное было лето, не хуже прочих. А такой миграции я, сколько живу, ни разу не видела.

– Они не бешеные, мам. Они ружья боятся.

– Ты давай не геройствуй! Если зверь правда бежит из леса, то сам уйдёт. Одно дело, когда во двор лезут и нападают…

– Они ж на бабу Таню напали!

За окнами стихли выстрелы, похоже, все прилипли к телевизорам и смотрели эти глупые новости. Журналисты понятия не имеют, что такое случилось в лесу, что никто там оставаться не хочет. Но высказаться-то надо!

– Мам, а когда медведь спать ложится?

– А как жрать ему нечего будет, так и ляжет. Брусника в лесу еще стоит, так что, может, и медведя дождёмся.

Вместо медведя пришёл Васёк, деловой, с тяжёлой лопатой для обороны, и объявил, что хочет почитать дневник вместе с Кирей. Киря, кажется, даже забыть успел о злополучном дневнике. Но, конечно, включил старенький ноут.

* * *

Вечером ко мне опять постучали. Я сидел один (Толстый и Лом с утра куда-то уехали без меня), и тут раздался стук.

– Заходи по одному!

Никто не зашёл. Я прошёл в коридор и выглянул в окно. Стемнело, мать засиделась у соседки. Над входной дверью горел маленький фонарик из консервной банки (мы на «труде» делали), а у двери никого не было.

Я вышел на улицу и втянул носом волшебный запах летнего вечера. Люди не бывают так счастливы, как я – медведь. Земля стремительно приблизилась к лицу, и травинки защекотали ноздри. Я взревел от восторга, плюхнулся мордой в траву и стал валяться, дёргая лапами и кривляясь, как собака.

В сараюхе у дяди Коли дремали тёплые кролики, по-кошачьи поджав лапки и смешно втянув головы; физичка у себя дома валялась в постели, читала какую-то ерунду и хихикала.

По соседней улице уже бежали мальчики в звериных тулупах, у меня под ложечкой засосало от этого жуткого сочетания запахов: мальчишки, запертые в тела зверей: задерут кого-нибудь, расшалившись, утром ничего не вспомнят. Я побежал за ними.

В доме, куда спешили Толстый и Лом, не было никакой скотины. За низким окошком с выстиранными на реке занавесками стояла старинная металлическая кровать с шишечками. На кровати уже много лет лежала бабка, нос мой не пощадил запах ни жутких пролежней, ни мочи. Бабкина дочка спала в другом конце дома: она не успеет!

Я перелез через забор и встал на пути мальчишек-зверей. Где Толстый, где Лом, я легко различил по запаху, а выглядели они совершенно одинаково. И одинаково не узнавали меня. Я встал на дыбы и вздыбил шерсть, показывая, что в дом их не пущу. Рыкнул погромче, чтобы в доме проснулись, но до ушей моих донеслось только ровное дыхание спящих. А дальше всё произошло быстро и некрасиво.

Угольно-чёрные когти сверкнули прямо перед моим носом, в лапу врезалась острая боль, а по спине шваркнуло что-то тяжёлое. Я заревел и услышал, как в доме шаркают тапочки, как открывается дверь кладовки и появляется на свет охотничий карабин, зарядов нам всем хватит. Я попытался вывернуться, но Лом больно вцепился мне в шею и прижал к земле. Он всегда был самым сильным из нас.

Тапочки шаркали по коридору, легко неся мою смерть. «Медведь», девять миллиметров. Женщина называется! Толстый заметался у крыльца, будто забыл, куда бежать. Я забуксовал задними лапами, силясь вырваться, а Лом будто не слышал! Он ломал меня со звериным усердием и не собирался отвлекаться.

Грохнул выстрел. Ноздри мои тут же залепил запах крови, такой же слоёной: к стейку из мальчишки добавили медвежатинки. Уши заложило. Я мотнул башкой, оттолкнулся задними лапами, рванул вперёд, оставив у Лома в зубах кусок своей холки. По вибрации земли я чувствовал, что Лом бежал за мной. Ещё выстрел. Я перелез через забор и притаился в кустах.