Большая книга заговоров-2

Покупают животное абсолютно черного цвета, можно черную домашнюю курицу, индюка и так далее. Ни в коем случае нельзя отдавать на заклание ворона, грача и голубя – это символы, которые лучше никогда не трогать, так как ворон и грач – служители низшего мира, а голубь – олицетворение Святого Духа.

При покупке жертвенного мяса (животного или птицы) нельзя торговаться, брать у продавца сдачу, надо сжечь веревку, на которой привели козу, корову и так далее.

Прежде чем отрубить животному или птице голову, читают так:

Гора мясная, гора костяная,

Жертвую тебя во имя добра для себя.

Тело, покорись, сердце, остановись.

Кровь алая, в жилах усмирись.

Приношу эту жертву

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Да пошлет мне Господь

Взамен ее счастье и удачу.

Ныне и присно и во веки веков. Аминь.

Нельзя есть то, что вы предназначали в жертву. Нельзя продавать это мясо за деньги. Отдайте его тем, кто нуждается, но при этом нельзя объяснять, по какой причине вы жертвуете мясо.

На хлебное обилие

Тот, кто знает эти заговоры, никогда не испытает голода, потому что если у человека есть хлеб, то он будет жить.

Времена бывали разные. Было время, когда люди в поле колоски собирали, только чтобы спасти себя и своих детей от смерти.

Но те, кто знал тайные слова заговоров на хлеб, не претерпели ужаса голода. В качестве примера привожу одно письмо на эту тему:

«Батька мой ушел на фронт и сгинул. Три года не было от него вестей. После очередной бомбежки мы остались без крова. Мама и мой брат вынуждены были уехать из места, где мы прожили всю нашу жизнь. По направлению мы приехали в деревню Нечаевку, и нас подселили к одной женщине. Пока мы ехали, нас обокрали, и мама, видимо, перенесла тогда инфаркт на ногах. В дороге она еще хоть как-то держалась из-за нас, своих маленьких детей. А уже на месте, в доме бабы Кати, она совсем свалилась, лежала и не поднималась. Мысль, что в такое ужасное время у нас украли последнее, совершенно ее разрушила. Видимо, она без конца думала об этом, чувствуя себя виновной, что не смогла уберечь то, что хоть как-то могло нам помочь выжить. Co страданием в голосе она говорила об украденных колечках, серьгах и тех немногих ценностях, которые были бы хоть каким-то подспорьем в голоде и разрухе.

Хозяйка, баба Катя, увидев в очередной раз мамины слезы, села возле нее на низкую табуретку и стала говорить:

– Давай договоримся, Нина, так. Чтоб ты больше не плакала, детей и меня не расстраивала. Украли и украли, забудь. Хочешь верь, хочешь не верь, но, пока я жива, голода ты не почувствуешь. Дети и ты всегда будете сыты. Но только чтобы ты никогда и нигде об этом не говорила.

Она оглянулась на печь, где мы с братом спали. Вернее, брат спал, а я делала вид, что сплю. Комнатка была маленькая, и я все слышала, да и слух у меня был хороший, как, впрочем, у всех молодых людей. Я слышала, как мама жалобным голосом говорила бабе Кате, что боится смерти, боится за нас, детей, и что она понимает, что баба Катя ее просто успокаивает, а на самом деле, как это она, старый человек, может прокормить нас всех. Ведь судя по тому, как она живет, надеяться не на что. Еще мама говорила, что видела, как целые семьи умирали от голода, и лучше уж она сразу порешит себя и своих детей.

Услышав отчаянные слова моей мамы, баба Катя наклонилась еще ниже к ней и сказала почти шепотом, но я все слышала:

– Ниночка, деточка, нельзя брать на свою душу грех самоубийства и грех убийства невинных детей. Говорю тебе: я знаю молитву, через которую Господь дает хлеб, но это моя тайна, доставшаяся мне от моей прабабки. Я бы тебе никогда об этом не сказала, но я уже не могу видеть, как ты надрываешь свое больное сердце слезами. Если ты и не решишься на самоубийство, так все равно изведешь себя слезами. Умрешь, что я с твоими детками буду делать, ведь мне уже много годков. Я уже старей поповой собаки. Хлеба будет достаточно, но только нельзя будет этим хлебом торговать и давать взаймы тем, чье имя не названо в молитве о хлебе.

И действительно, хлеба мы ели досыта, он всегда был в доме, где мы квартировали. До сих пор помню вкус того хлеба и накипяченной с корнем солодки и цикория (для сладости) воды.

Несмотря на то что я тогда была еще ребенком, я никому, даже брату, не рассказала об услышанной тайне бабы Кати. Детским умишком я понимала, что от этого зависит, будем ли мы живы, или же умрем от голода.

Я уже старый человек, давно умерли мой брат и моя мама. Голода нет, да и не знаю я тех слов, чтобы водился в доме хлеб.

Вашу книгу мне подарила внучка. Вот я и решила Вам написать свою историю о чудесном хлебе, который давал нам Господь. Пишу первый раз в жизни такому человеку, как Вы, поэтому простите, что написала не очень складно. Если что, поправьте сами.

Низко Вам кланяюсь. Прошу помолиться обо мне.