Большая книга женской мудрости (сборник)

Никто никогда не называл так Чарли. И он не знал, сердиться ему или нет. Одному из слуг приказал он налить им вина.

– Почему у тебя дрожат руки? – спросила Ларуса.

– Он боится тебя, – ответил за слугу Чарли.

– Боится?

– Конечно. Здесь все тебя боятся. И слуги. И Леро. И даже я.

– Почему?

– У тебя абсолютно противоположное мышление. Мышление творца. Мы разные. Поэтому ты мне нужна…

Она поцеловала его в колючую щеку в знак примирения и пошла домой.

– Он не должен пройти на выборах! – стонала Веда. – Не должен! – Ей становилось хуже и хуже. Она умирала. Ларуса, казалось, не замечала этого.

– Он добрый, – повторяла она, как заколдованная, – он так и остался ребенком, маленьким хулиганистым дракончиком! Он превратится в настоящего, только если станет Магом. Но я этого не допущу! Ему самое место в Магистрате. Он родился для помощи всем бедным людям. Алиф ждет его!

– Пусть лучше на выборах пройдет кто-нибудь из народа!

– Зачем? Веда? Зачем? Что дали нам Магистры прошлых лет? Розовые очки? Серые будни? Что сделали они для тысяч несчастных? Напустили еще больше тумана на Плюроон? В Алифе уже тысячу лет нет четких линий. Даже художникам запрещено рисовать черной краской, хотя помыслы и души у правящей верхушки давно черны. Магистры думают только о рулонах с деньгами. Разве не так? Мы постоянно должны напоминать им, что мы существуем, чтобы они больно-то не наглели…

Последний предвыборный собор в зале театра, купол которого собиралась расписывать Ларуса, состоялся за две недели до решающей битвы. Каждый художник, защищая претендента на высокий пост, объяснял цвета в своей пирамиде по-разному. На зрителей лилась прекрасная ложь. И судьи мило кивали головами. Но народ не верил.

Подошла очередь Ларусы. И тут впервые прозвучало: «Да! Чарли дракон! Но давно пора понять, что именно драконы должны становиться Магистрами. Только они еще способны помочь народу Плюроона очистить от тумана Алиф!»

– Какой он? – прозвучал последний вопрос Владыки.

И она ответила, дрожа между ледяными изумрудными скрижалями правды:

– Он добрый.

– Он – дракон! Но он – добрый! – разнеслось откровение по всему городу.

– Как смела ты сказать, что я – дракон? Я тебе доверял. А ты меня подставила! Ты превысила свои полномочия! Ты опозорила меня! Я не хочу больше с тобой иметь дело!

Но Ларуса блаженно улыбалась. Колесики волшебной работы сердца продолжали крутиться в том же направлении.

– Да ты любишь его! – возмутилась Веда.

– Я? Дракона? С чего ты взяла?

– Подойди к хрустальной чаше и подержи над ней руки.

И действительно. Точно кровью заполнился бокал алой краской.

Ларуса удивленно отшатнулась.

– Я не хотела. Я просто делала свое дело, – оправдывалась она.

– Прощай, Ларуса. Впереди тебя ждет самое страшное. Прости.

Бездыханное тело Веды забрали слуги Владыки. На кремирование у Ларусы не было денег, и она решила сопровождать старуху в последний путь. Забыв удивиться от горя, она спустилась в тот самый подвал вместе с ними. Котел открыли и опустили в него бедную Веду. Там уже варилось несколько несчастных, потерявших жизнь на поисках медных грошей.

– Зачем вы их варите? – одеревенело спросила Ларуса.

– Студентам-медикам надо на чем-то учиться.

– А остальных?

– Под асфальт.

– Наверное, доходный бизнес?

– Не жалуемся. Зарплата стабильная. Недавно троих кандидатов в Магистры закатали, так и премию получили. Детям, сама понимаешь, каждый день молоко надо…

Даже в мастерской художница не могла прийти в себя. Ее колотила дрожь ненависти, и лишь когда она фиолетовым цветом вылилась в последнюю чашу, Ларуса вновь обрела ясность ума.

К дракону ее не пустили. Так он велел. Ларуса передала два недостающих звена и вернулась в мастерскую. Она чувствовала себя обманутой и одинокой. Черную краску она так и не получила. А работа над куполом звала и казнила бессонницей.

Владыка устроил пышный праздник по случаю выборов. У Чарли пирамида действительно получилась больше, выше и ярче, ведь ее заполнили натуральные краски, добытые из души и сердца.

Чарли прошел с большим отрывом голосов и стал Магистром. Подхалимы всего города съехались поздравлять его с этим небывалым достижением. Про художницу Чарли вспомнил, когда ненароком глянул на радужную, потерявшую актуальность хрустальную пирамиду:

– Позвоните ей, я, кажется, ей должен… Но без меня. Я ее не переношу. Слишком большое самомнение.

– Ларуса? – спросил Леро.

– Да. До свидания, – художница повесила трубку.

Она в тысячный раз переживала все случившееся. И победу Чарли, и смерть Веды. И разочарование, что никак не могла постичь тайну черной краски. Все цвета радуги теснились в ней то болью, то радостью, то ненавистью, то любовью. Наконец она не выдержала напора чувств, захватила эскизы, мольберт и краски и направилась в театр.

Она торопилась. И к утру купол расцвел одним легким вздохом. Зелень пестрела разноцветьем невиданных цветов. Казалось, театр стал в несколько раз выше. Колонны беседки, освещенные ярким солнцем, уходили в бескрайнее голубое небо, где сияла нежная доверчивая радуга.