Куда идти, было совсем непонятно. Я окончательно потерялся. Компас, надежно работающий в моей голове почти с детства, сбился. Солнце… Я не видел его. Пробовал почувствовать лицом, но холодный воздух сбивал тепло, поэтому я отправился куда глаза глядят. Прямо, потом направо, через час выбрался из машин.
Вокруг чувствовался простор, железом не пахло, под ногами асфальт. Отлично. Я ни черта не видел, я потерял рюкзак и потерял направление, весь мой план полетел, и теперь…
Я не знал, что теперь. У меня осталась двустволка и несколько патронов. Нож. Топор. Будильник. Набор для завоевания мира. Поэтому я ругнулся, сказал несколько грязных слов и двинулся вдоль по асфальту.
Нужно идти. Только идущий осилит дорогу. Вот я и шагал. Коротким шагом по асфальту.
Мне попадались машины. Поваленные деревья. Мусор, кирпичи, я влезал в кусты, и стукался о фонарные столбы, и запутывался в стенах и в лестницах, вяз в проводах. Останавливался, чтобы отдохнуть, это приходилось делать часто. То, что за мной следят, я понял давно. По звуку. Какое ловкое ни было бы существо, но передвигаться совершенно бесшумно не может никто. Я его услышал.
Оно держалось поодаль, так что я некоторое время подозревал в нем волкера. Только их здесь не могло водиться. Сумрак не стал бы ждать, он встретил бы меня окаменевшим истуканом и разорвал бы в клочья. Значит, тварь не очень крупная и не очень сильная. Выжидает момент. Нападет из засады, сверху, вцепится в горло. Если не крупная и не сильная, то, скорее всего, шустрая. Берет ловкостью. Мне Гомер рассказывал про таких, не помню названия. Маленькие, чуть больше барсука, телом куницу напоминают. Прячутся в ветвях, а когда жертва проходит мимо, быстро чиркают ей по горлу длинным коготком, так что та и заметить ничего не успевает, шагает себе, истекая кровью, а потом, ослабев, падает. А эти уже вокруг землю роют, чтобы добыча никому не досталась. И вот ты еще не совсем мертв, жизнь еще потихоньку бьется в венах, и ты кое-что еще чувствуешь, а тебя уже втягивают в землю и с нетерпеливым повизгиванием отгрызают от голени самые мягкие куски. Маленькие, они иногда еще опаснее больших. Подождем. На всякий случай я снял с двустволки второй ремень, обмотал его вокруг шеи в три оборота.
Жаль, что секиры не осталось. Против мелких самое то. И кошки на ботинках, но кошки я уже давно потерял. Придется отбиваться топором, вряд ли получится подстрелить.
Можно было шугнуть. Если тварь поймет, что я ее вижу, вряд ли осмелится… А если осмелится, то станет действовать гораздо осторожнее. Дождется, пока я оступлюсь, и вскочит на загривок. Дождется, пока я усну. Дождется, пока я буду перематывать пальцы. И в яремную вену, маленькими ядовитыми зубками. Нет, лучше не дожидаться времени, когда я ослабну, лучше сделать первый шаг самому.
Все хищники, морские, пресноводные и сухопутные, обожают нападать на слабых и увечных. Поэтому я стал прихрамывать посильнее, и даже не только прихрамывать, но и приволакивать ногу, ни один окунь не проплывет мимо уклейки с ободранным хвостом.
Начал дышать погромче, и похрипше, останавливался через каждые двадцать шагов и держался за бок. Хорошо бы еще напустить в штаны, для полной правдоподобности, но я подумал, что не стоит, при всей своей хитрости это все-таки тварь, мозга у нее чуть, зато полно голода и злости.
Я закинул двустволку за спину, кряхтел, запинался и в конце концов упал, ударившись плечом. Сел, привалился к колесу, вытер лоб. Кажется, это был грузовик с железным фургоном.
По железу процокали когти. Осмелело. Я громко застонал, выругался и пополз. Теперь я перемещался по обочине на карачках, наступая ладонями на острую ледяную крошку. Перчатки спрятал, слишком толстые, помешают, придется рискнуть руками.
Оно шагало за мной. Почти беззвучно, только вот мое восприятие обострилось, и я слышал почти каждое его движение. Оно догоняло. Метров через сто существо решило, что пора, – остановилось, приготовляясь к броску. Я сел. Закашлялся, брякая зубами, нащупал топор, чтобы ударить сразу, не особо размахиваясь.
И тут же в правую руку вцепилось тяжелое и зубастое, дернуло в сторону, стиснуло челюсти на запястье. Уронил топор. Успел вывернуть запястье.
В ногу, в ботинок, хорошо, что высокие голенища и шнурки из крепкой лосиной кожи, сам плел позапозапрошлой зимой, вечные шнурки, у лося шкура толстенная, не всякий волкер прокусит. Если бы не шнурки, то сухожилия перегрызли бы в секунду. И запястье тоже.
Перехитрили, твари. Как дурачка. Одно шумело, отвлекало на себя внимание, скрипело когтями, остальные ждали момента.
Третье, то, что стучало когтями, прыгнуло мне на грудь.
Оно было не очень тяжелое, но какое-то плотное, похоже туловищем на ящерицу, кажется, даже в чешуе. Ненормально, зимой все чешуйчатые твари залегают в спячку, а эти нет. Хотя, может, они и залегают, сейчас, в последние полутеплые деньки запасаются провизией, погань, сухопутные коркодилы.