Большая маленькая ложь

Но теперь, когда приезжала Абигейл, Мадлен ощущала себя пародией на себя саму. Она решительно настроилась не притворяться кем-то, чем она не была. Ей сорок! Поздно менять характер. Но она продолжала смотреть на себя глазами Абигейл, полагая, что ее сравнивают с Бонни невыгодно для нее самой. Потому что Абигейл выбрала Бонни, так ведь? Абигейл предпочла бы такую мать, как Бонни. По сути дела, все это не имеет к Натану никакого отношения. Атмосферу в доме определяет мать. Сейчас на ум Мадлен пришли все ее тайные страхи по поводу собственных недостатков. Очевидно, она чересчур вспыльчива, быстро выносит суждения, чрезмерно интересуется нарядами, тратит на обувь слишком много денег. Считает себя красивой и забавной, а на самом деле, возможно, просто надоедливая и вульгарная. Пора повзрослеть, говорила она себе. Не принимай все на свой счет. Дочь по-прежнему любит тебя. Просто она решила жить с отцом. Это не так важно. Но каждая встреча с Абигейл превращалась в постоянное противостояние между: «Вот я какая, Абигейл, можешь принимать это или нет» и «Стань лучше, Мадлен, будь спокойней, будь добрее, постарайся быть похожей на Бонни».

— Ты видела, как на прошлой неделе турнули Элоизу? — спросила Мадлен.

Это она сказала бы и раньше, поэтому сказала сейчас.

— Я не смотрю «Следующую топ-модель Америки», — вздохнула Абигейл. — А смотрю «Эмнести интернэшнл». Читаю про нарушение прав человека.

— О-о, боже правый, — только и сказала Мадлен.

— Бонни и ее мама — обе члены «Эмнести интернэшнл», — пояснила Абигейл.

— А то как же, — пробормотала Мадлен.

«Наверное, так себя чувствует Дженнифер Энистон, — подумала Мадлен, — когда слышит об очередной сироте, усыновленной Анджелиной и Брэдом».

— Что?

— Здорово! — жизнерадостно сказала Мадлен. — Эд, наверное, тоже. Мы каждый год вносим пожертвования.

О господи, прислушайся к себе! Хватит соперничества! А правда ли это? Возможно, Эд прекратил свое членство.

Они с Эдом изо всех сил стараются быть хорошими людьми. Она покупает лотерейные билеты на благотворительность, дает деньги уличным музыкантам, всегда спонсирует надоедливых подруг, которые участвуют в очередном марафоне, имеющем некую достойную цель, даже если истинная цель — поддержание у них хорошей формы. Когда дети подрастут, она предполагает заняться какой-нибудь волонтерской работой, как когда-то ее мать. Этого вполне достаточно, так ведь? Для занятой работающей матери? Как смеет Бонни заставлять ее сомневаться в каждом принятом ею решении?

По словам Абигейл, Бонни недавно решила, что у них не будет больше детей. Мадлен не стала спрашивать почему, хотя ей было интересно узнать. Поэтому Бонни пожертвовала в приют для женщин, подвергшихся насилию, две детские коляски, кроватку, пеленальный столик и детскую одежду. «Ну разве это не удивительно, мама? — со вздохом спросила тогда Абигейл. — Другие люди продали бы это барахло». Мадлен недавно продала через интернет-магазин старые детские платья Хлои. Потом с энтузиазмом потратила эти деньги на пару новых дизайнерских сапог, купленных за полцены.

— Ну, так о чем ты читаешь?

Надо ли знать четырнадцатилетней девочке о жестокости этого мира? Наверное, ей это было любопытно. Бонни воспитывала в Абигейл общественное сознание, в то время как Мадлен заботилась лишь о бренном теле. Она вспомнила слова бедной Джейн о том, что общество одержимо идеей красоты. Мадлен представила себе, как Абигейл заходит в гостиничный номер с незнакомцем, который делает с ней то, что тот мужчина сделал с Джейн. В ней закипела ярость. Она вообразила, как хватает его за волосы сзади и снова и снова бьет лицом по какой-нибудь бетонной поверхности до тех пор, пока оно не превращается в кровавое месиво. Боже правый. Она смотрит слишком много передач со сценами насилия.

— О чем читаешь, Абигейл? — повторила Мадлен, с неудовольствием заметив нотку раздражения в своем голосе.

Разве у нее снова предменструальный синдром? Нет. Время еще не подошло. Дело не в этом. Просто теперь у нее постоянно бывает плохое настроение.

Абигейл вздохнула, не поднимая глаз от монитора.

— Браки несовершеннолетних и сексуальное рабство, — ответила она.

— Но это ужасно, — сказала Мадлен. Потом немного помолчала. — Наверное, не надо… — Она умолкла.

Она хотела сказать что-то вроде: «Не надо, чтобы тебя это огорчало». Это были бы ужасные слова — именно те самые слова, которые могла произнести пользующаяся привилегиями легкомысленная белая женщина. Женщина, находящая чересчур большое удовольствие в паре новых туфель или флаконе духов. Что бы сказала Бонни? «Давай вместе медитировать, Абигейл. Ом шанти». Вот. Опять ее поверхностность. Высмеивание медитаций. Каким образом медитация может кому-то помешать?

— Им бы в куклы играть, — сказала Абигейл хриплым от негодования голосом. — Вместо этого они работают в борделях.

Тебе тоже надо бы играть в куклы, подумала Мадлен, или по меньшей мере с косметикой.