Большая маленькая ложь

Селеста услышала его удаляющиеся по коридору шаги. Она свернулась калачиком на полу, поджав колени к груди и обхватив руками невыносимо пульсирующую голову. Она вспомнила, как плачут и жалуются сыновья, когда ушибутся: «Больно, мама, ой как больно!»

— Сядь, — произнес Перри. — Милая, сядь.

Он опустился на корточки рядом с ней, усадил ее и осторожно приложил к ее затылку пакет со льдом, завернутый в кухонное полотенце.

Голову начало обволакивать приятной прохладой, и Селеста повернулась, вглядываясь затуманенными глазами в его лицо. Оно было смертельно бледным, с лиловатыми кругами под глазами. Черты его лица осунулись, словно его терзала какая-то ужасная болезнь. Он всхлипнул. Нелепый, безысходный звук, как будто животное попало в капкан.

Она повалилась вперед и уткнулась в его плечо. Сидя на сверкающем полу из черного ореха, они раскачивались взад-вперед под высоченным, как в соборе, потолком.

Глава 55

Мадлен часто повторяла, что жизнь в Пирриви напоминает жизнь в деревне. Она в целом обожала этот дух общины, за исключением, разумеется, тех дней, когда оказывалась в цепких лапах ПМС. В те дни ее раздражали улыбки и дружеские приветствия людей, которые попадались ей в торговом центре. В Пирриви люди были тесно связаны друг с другом, будь то школа, клуб сёрферов, детские спортивные команды, спортзал, парикмахерская и так далее.

Когда она, сидя за письменным столом в своем тесном кабинетике в театре Пирриви, звонила в местную газету, чтобы узнать, нельзя ли разместить в следующем выпуске объявление на четверть страницы, это означало, что она звонит не просто Лоррейн, рекламному представителю. Она звонит Лоррейн, у которой есть дочь Петра, одного возраста с Абигейл, сын — учится в четвертом классе в школе Пирриви — и муж Алекс, владелец местного винного магазина и член футбольного клуба «для тех, кому за сорок», как и Эд.

Разговор не получится кратким, потому что они с Лоррейн уже давно не общались. Мадлен осознала это, когда телефон уже зазвонил, и чуть не дала отбой, чтобы вместо звонка послать имейл. У нее сегодня много дел, и она задержалась после школьного собрания, но все же хорошо было бы поболтать с Лоррейн. И хотелось узнать, что слышала Лоррейн про петицию, но, правда, иногда ее бывает не остановить и…

— Лоррейн Эджели!

Слишком поздно.

— Привет, Лоррейн, — сказала Мадлен. — Это Мадлен.

— Дорогая!

Лоррейн следовало бы работать в театре, а не в местной газете. Она подчас разговаривала с напыщенной театральностью.

— Как дела?

— О господи, нам надо встретиться за чашечкой кофе! Есть о чем поболтать. — Лоррейн заговорила совсем тихим, приглушенным голосом. Лоррейн работала в большом общем офисе без перегородок. — Какую пикантную сплетню я услышала!

— Немедленно рассказывай, — радостно произнесла Мадлен, откинувшись назад и удобно вытянув ноги. — Прямо сейчас.

— Ладно, вот тебе намек, — сказала Лоррейн. — Parlez-vous anglais?[2]

— Да, я говорю по-английски, — ответила Мадлен.

— Это все, что я могу сказать по-французски. Так что это французское дело.

— Французское дело, — смущенно повторила Мадлен.

— Да, и, гм, оно имеет отношение к нашей общей подруге Ренате.

— Это как-то связано с петицией? — спросила Мадлен. — Надеюсь, Лоррейн, ты не подписала ее. Амабелла даже не говорила, что ее обижает именно Зигги, а теперь школа каждый день отслеживает ситуацию в классе.

— Угу, пожалуй, петиция — это уж чересчур, правда, я слышала, что мать этого ребенка довела Амабеллу до слез, а потом в песочнице пнула Харпер ногой. Полагаю, в каждой истории есть две стороны, но нет, Мадлен, это никак не связано с петицией. Я говорю о французском деле.

— Няня, — с приливом воодушевления произнесла Мадлен. — Ты ее имеешь в виду? Джульетту? И что же она? Очевидно, запугивание продолжается уже долго, а эта Джульетта даже не…

— Да-да, я имею в виду именно ее, но петиция здесь ни при чем! Это… Ах, не знаю, как сказать. Это имеет отношение к мужу нашей общей подруги.

— И няне, — добавила Мадлен.

— Точно, — подтвердила Лоррейн.

— Я не пони… Нет! — Мадлен выпрямилась. — Ты это серьезно? Джеф и няня? — Эта шокирующая новость в духе бульварных историй поневоле вызвала у Мадлен дрожь удовольствия. Такой правильный, добродетельный Джеф с его брюшком и любовью к птицам — и молодая няня-француженка. Такое до ужаса восхитительное клише! — У них роман?

— Угу. Совсем как у Ромео и Джульетты, только здесь это Джеф и Джульетта, — сказала Лоррейн, которая, очевидно, больше не надеялась скрыть от коллег подробности разговора.

Мадлен испытала легкую тошноту, как будто съела что-то приторно-сладкое.

— Это ужасно и так неприятно. — Она не желала Ренате добра, но и такого она ей не желала. Только женщина, изменяющая мужу, заслуживает мужа-волокиты. — А Рената знает?

— Вероятно, нет, — ответила Лоррейн. — Но это точно. Джеф рассказал Эндрю Фарадею во время игры в сквош, Эндрю сказал Шейну, а тот Алексу. Мужики такие сплетники!

— Кто-то должен сообщить ей, — проговорила Мадлен.

— Только не я. Вестника убивают и все такое.