Как в синие от наколок запястья рук впились колючие браслеты, Дымок уже не чувствовал. В таком же виде запихали во чрево «воронка» и второго беглеца. На половине пути к отделению милиции, стреляющий глушитель старенького «ГАЗика», который мог бы поднять из могилы даже и покойника, вернул к действительности кайфовавшие в состоянии комы истоптанные души двух, случаем сведенных сегодня людей.
— Мне-то за что попало? — нацепил на распухший нос треснутые очки турист.
— Дело прошлое, мы ведь не успели познакомиться?
— Антон.
— Было бы за что, Антоха, убили бы вообще, — улыбался в темноте дребезжащей, металлом коробке Серега.
— Что нам теперь сделают, не знаете?
— Не выкай, сморчок, и не бзди. Разберутся и тебя выгонят, а вот мне вмонтируют по-хозяйски. Жаль, погужбаниться толком не успел и жениться.
Взобравшись с ногами на диван, Олег лежа смотрел по телику «Футбольное обозрение». Привалившись теплым боком и расстелив у него на спине «Забайкальский рабочий», жена лузгала семечки, читая все статьи подряд.
— Да-а, не зря я твоему приятелю по морде дала.
— Ты что это вдруг вспомнила?
— Слушай, что про него в газете пишут — и через три минуты Святой уже знал о похождениях Сереги.
— Вот, урод паршивый, славы захотел. Дай, Ленка, я встану!
— Куда собираешься?
— Родителей его проведаю и узнаю заодно подробности.
— Ты что, нянька ему?! Сиди дома!
— Не ворчи, красивая, у медали жизненной еще и обратная сторона имеется, я с Дымком столько овсяной каши слопал, что любая коняга в обморок упадет, если про это узнает.
Святой быстро оделся и, выскочив из подъезда, успел поймать соседский «жигуленок».
— Толян, на Украинский бульвар гони, не спрашивай только ни о чем. На душе муторно.
Бряцая цепочкой двери, открыла зареванная Серегина мать.
— Здравствуйте, тетя Лена. Опять наш бандит в историю попал?
— Отец вторые сутки машины выправляет, которые Сережка угробил — вытирала она передником градом сыпавшиеся слезы.
— Где он сейчас находится, знаете?
— Вчера из центрального КПЗ в тюрьму перевели.
— А Люба?
В это время сильный порыв ветра, ворвавшийся в распахнутое окно зала, повалил стоящую на подоконнике голубую вазу с гладиолусами, а на серое полотно бетона взлетно-посадочной полосы Читинского аэропорта мягко упала серебристая птица «ТУ-134». Напрасно симпатичная хохлушка, привлекающая к себе похотливые рожи мужиков, прощупывала разношерстную толпу, запрудившую привокзальную площадь, в надежде поймать ответный взгляд своего баламута, никто ее не встречал. «Неужели телеграмма не дошла? Наверное, дома ждет» — успокаивая прыгающее под ситцевым платьем сердце — она села в свободное такси.
Потерявшая Дымка облезлая коза грустно блеяла за холодильником.
— До свиданья, тетя Лена. Спасибо за чай и не терзайте себе душу из-за этого ишака. Передачу я ему завтра соберу и Любаня, как прилетит, пускай сразу меня отыщет.
С кухни было слышно, как с лестничной площадки в прихожку кто-то вошел.
— Это отец с работы — пошла встречать его жена, но она ошиблась. Это была пока еще не состоявшаяся невестка.
— Телеграмму получали?
— Была Любаша, была. Вот только встретить тебя оказалось некому.
— Почему?!
Это был уже не плачь, а истерика девушки, так неожиданно потерявшей свое счастье. Теперь торопиться было не куда. Олег налил себе полную кружку горячего ароматного чая и понимая, что женщины наревутся не скоро, смастерил бутерброд с ветчиной.
— Ты не спокойный, а каменный — спустя минут десять психовала на него подружка Дымка — Сережка избитый, холодный и голодный в тюрьме сидит, а тебе хоть бы хны. Делай что-нибудь!
— Не шуми. Отсидел я не меньше его и знаю, что от судьбы не убежишь, так что сопли на кулак не мотай и запомни, все, что ни делается, делается к лучшему. Не обижайся, если жестко сказано, утром заеду за тобой и к централу мотнем.
— Куда?
— К тюрьме. Мешок Сереге толкнем и подкричим, в какой он, бедолага, хате парится.
Этой промозглой ночью моросящей дождем на городской смог, не спал никто. Отец Дымка глотал валидол, его жена с Любой пекли булочки, которых Серега так и не наелся за свое короткое пребывание на воле, в квартире Святого тоже не гас до самого утра свет. Игорешка, мучаясь болями в животе, кричал так жалобно и тревожно, что даже Максим, подставив к кроватке стульчик, гладил братишку по пушистой головке, как будто это могло ему помочь.
— Как думаешь, Ленка, Дымок пассию свою любил?
— Тебе — то, какое дело? — чуть ревниво ответила она.
— Для меня важно. Если это просто мимолетный роман, то я не буду помогать ей материально, пока он парится, а если их связывает нечто большее, чем дружба, то совсем другое дело.
В половине девятого, приклеив путевой лист под кусочек магнита на ядовито зеленую панель грузовика, Олег прямо из гаража поехал к Серегиному дому. Сигналить не пришлось. Люба, караулившая на балконе его машину, здороваясь, махнула снятым с бельевой веревки полотенцем и резво спустилась вниз с увесистой сумкой продуктов. Святой помог ей устроиться в кабине и, плавно выжав сцепление, тронулся.
— Олега, в тюрьме страшно?