Большая Медведица

— Не знаю, — шмыгнул он носом.

— Скажешь — дерево посадил.

— А это че, хорошее дело?

— Можешь не сомневаться.

— А ты хоть не шутишь?

— Проснешься завтра — и меня буди сразу, договорились?

— Олег обнял сына, и они пошли ужинать.

Затемно, взяв ведро и лопату, Святой с Максимом тихонько выбрались из дому, и по сонным еще улочкам поселка минут за сорок дотащились до нерабочего карьера. Разрабатывать его прекратили несколько лет назад. Почему? А шут его знает. Среди заброшенных людьми отвалов, убегающих вершинами на двести и более метров в прозрачное субботнее небо, отыскали придавленную булдыганами пушистую березку и аккуратно, чтобы не повредить на удивление длинные корни, пересадили ее в ведро.

— Ростом с нашу маму, правда?

— Заметил, значит, шкет, может, заодно догадаешься, как назовем это чудо?

— У деревьев имен не бывает.

— У этого будет.

— Какое?

— Лена.

Солнце еще не полностью выкатило из — за сопок, а лесная гостья уже красовалась напротив окон квартиры, в которой жил Олег. Довольный Максим весь день мучил соседей рассказами, как он с отцом принес ее из леса, а с кухни сквозь стекла балконных дверей теперь всегда можно было видеть кудрявую макушку березки.

***

Работа в карьере была организована в три смены, поэтому на каждой чугунке пахал экипаж из трех шоферов, но драндулет Святого никого не прельщал и он вкалывал один, что впрочем не мешало ему вывозить норму, которую другие работяги кое-как вытаскивали на-гора на новых машинах. Сегодня, по-человечьи отдав восьмичасовой долг государству, Олег проехал через КПП на территорию гаража и загнав «БЕЛАЗ» на мойку, заглушил мотор. Под скрежет металлических щеток и водопад холода, в момент остудивший раскаленную дизелем и солнцем кабину, он прикемарил.

Разбудил Святого взрыв. В короткую пересменку в карьере рвали породу. Насколько позволяла теснота кабины, он потянулся и, переждав облако урановой пыли, оседавшее за распахнутыми воротами мойки, пустил двигатель. На автостоянке, задрав капот, чтобы не копаться утром, долил в радиатор воды и, проверив уровень масла в гидросистеме, нырнул под железное брюхо машины. Там и застал его бригадир, когда он менял карданные болты.

— Здорово, Олег.

— Привет, Саня, нужно что?

— Вылазь на пару минут, разговор есть.

— Базарь, я и здесь слышу.

— Ты ведь один на этой керосинке пашешь?

— С понтом, не знаешь.

— Там может в две смены побатрачишь. Получишь побольше, да насчет премиальных я похлопочу. Не мало должно выйти, ну как?

Святой согласился не размышляя. Первый раз в жизни он почувствовал, что, не причиняя людям зла, может заработать деньги, и начались гонки по вертикали. Дороги в карьере были опасны, круты и глинисты. Летом их постоянно поливали водой, а зимой — мазутом, чтобы не пылили снующие сутками от экскаваторов до отвалов «чугунки». В такой обстановке, особенно когда на груженном под завязку породой «БЕЛАЗе» Олег вкатывал на весы, и на табло вспыхивали зеленые лампочки цифр — сто тонн, он уважительно себе подмигивал в треснутое зеркало бокового вида. Изнурительно тяжелая работа была ему по вкусу, но уже через неделю отутюжив, как договорился с бригадиром две смены подряд, Святой до того вымотался, что не пошел домой, а постелив под гудящую голову чью-то промасленную робу, отрубился прямо в раздевалке душа.

— Олежка, я понимаю, что деньги надо, но и сутками в гараже пропадать не годится, — ругала на следующий день вечером Лена своего мужа, который опять заявился домой, когда дети уже спали.

— Ребятишки тебя потеряли, давай завтра пораньше приходи.

— Ленка, дай мне хоть месяц по — нормальному отпахать?

— Ты считаешь, что то, что сейчас происходит, это нормально?

— Сейчас бросать ни то, ни се, посмотрим, сколько получки будет, а потом прикинем, что делать дальше, — уговаривал он жену, уплетая плов.

Месяц Святой не вылазил из карьера и в день зарплаты зашел в весело гудящую кассу в приподнятом настроении. Отстояв в очереди, не глядя, расписался в ведомости и отошел в сторонку пересчитать деньги. «Сто восемьдесят рублей — внутри неприятно заледенело. Наверное, ошиблась» — решил он про девушку, которая выдавала деньги.

Выждав, пока шоферня разошлась, Олег стукнул в продолговатое забранное решеткой оконце кассы.

— Моя фамилия Иконников, посмотрите, пожалуйста, сколько я заработал за прошлый месяц?

Пошуршав бумагами, девушка отыскала то, что ей было нужно.

— Вот, ваш автограф?

— Мой.

— Сто восемьдесят рублей, правильно? Святой взобрался на капот своей кормилицы и, облокотившись на кабину, опустил голову на руки. Жгучая обида заливала сознание. Он не представлял, как глянет Ленке в глаза — вместо предполагаемых восьми сотен, вышло в четыре раза меньше, — Олег? — прервал его скучающие мысли потягивающий сигарету бригадир.

— Ты че не в горе?

— Сломался.

— А почему заявки на ремонт нет?

— Я сломался, а не машина — пнул по лобовому стеклу в сердцах Олег и спрыгнул на землю. Бугор побледнел от страха, он не раз мылся после смены со Святым, в душе и имел возможность видеть его разрисованное наколками тело. Блеснувшие слезы шофера ничего хорошего тоже не предвещали.