— Это по какому такому случаю вы так принарядились, моншер? — подозрительно окинул его Святой.
— Втюрился. Барышня, скажу тебе по секрету — огонь!
— Пьяница, что ли?
Леха юмора не понял.
— В банке служит, соображаешь? В него шаромыг не пускают. Татарка, правда и ребятенок есть, а так, баба — ништяк!
На центральной улице райцентра он спрыгнул, а «верблюдица» торопливо пошла на вокзал. До подхода пассажирского оставалось целых десять минут и, приткнув вездеход в тень, наверное, столетнего тополя, Олег приготовился покемарить, как вдруг открылась дверца, и в салон следом за залетевшей объемистой спортивной сумкой полез Эдька.
— Здорово! — обнял он старшего брата накачанными руками боксера.
— Привет! Где поезд-то, не пойму?
— Ушел, минут пять уже.
— Нежданчиком значит, решил нагрянуть?
— Надоело по Чите дерьмо пинать. На работу устроишь?
— Так ты не в гости?
— Нет.
— Молодец. Родичи как?
— Путем все — пригладил Эдик растрепанные волосы русого чуба — батя вкалывает на машзаводе. Мать дома, как всегда сидит, вяжет да книги читает. Носки шерстяные тебе отправила, в сумке где-то лежат.
— Погорбатить значит надумал?
На территории базы, день и ночь, громыхая, вращались заляпанные гудроном огромные барабаны двух асфальтно-бетонных установок. На одну из них Святой запихал братана оператором и спустя всего неделю, тот уже смахивал на бывалого старателя. Чумазый, в порванной майке и американской бейсболке, натянутой на самые брови, он самостоятельно варил асфальт и грузил машины, а в узкие минуты затишья, тягал самопальную штангу и дорывал болтающуюся еще с прошлого сезона грушу Олега.
В дружно стучащую ложками столовую, выискивая кого-то, заглянул Грибов.
— Старшего Иконникова никто не видел?
На экране цветного телевизора в дамских подштанниках летал над ареной цирка Казанова Леонтьев, поворотом звуковой фишки Святой заткнул ему рот и, допив компот, встал из-за стола.
— Здесь я, Игорь Николаич.
— Олег, собирай бригаду дорожников. Пусть лопаты берут, и вези их прямо сейчас в Средний.
— Это военный поселок, что на трассе на Иркутск стоит?
— Да. На КПП вас будет ждать комендант, он покажет рабочим, где асфальтировать. Я за вами шесть «КРАЗов» отправлю, когда они разгрузятся, в кузов последнего ураловский двигатель бросите и назад все, ясно?
— Обед на дробилку кто утянет?
— Я что нибудь придумаю.
— Тогда все.
У зеленых створок металлических ворот пропускного пункта городка, украшенных алыми звездами, машину встретил молодцеватый капитан с повязкой дежурного на рукаве.
— Вас Грибов прислал?
Высунул голову на улицу Святой, утвердительно кивнул, потеряв при этом с носа темные очки. Капитан ловко поймал их и подал шоферу.
— Комендант у штаба вас караулит. Поедешь вот так, видишь? — показал он рукой — у памятника Ленину свернешь налево и метров через двести упрешься в штаб.
— Понятно. Отворяй воротья.
— Степанов, пропусти машину, приказал кэп часовому. Бичи сноровисто шпаклевали выбоины в асфальте перед двухэтажным зданием штаба, когда к «верблюдице» подкатил Ветерок. Из его бензовоза, вытирая лицо белоснежным носовым платком, вылез смугловатый подтянутый генерал и, прикурив папиросу, сунул сгоревшую спичку обратно в коробок.
— Найденов?
— Я, товарищ генерал.
— Скажи солдатам пусть двигатель со списанного «Урала» старателям отдадут.
— Слушаюсь, Джохар Имрамович.
Переждав ревущие на взлете «Бигфайер» и охраняющие его четыре истребителя, Олег подошел к приятелю.
— Ты че тут делаешь?
— Солярки бочку закачал, за асфальт, наверное.
— А это что за туз?
— Командир полка, Дудаев. Ниче говорят мужик. Олега, я у Хадичи ночевать буду. Забери меня утречком, а?
— Базара нет, — пообещал ему Святой.
— Любит она тебя хоть децал?
— Хуже, — зачем-то пнул он колесо, — жениться заставляет.
— Ты не забыл, что уже женат?
— Нет, конечно, но она не знает.
— В натуре?
— Серьезно.
До первых петухов Олег провозился с вездеходом, переобувая его в новую резину и в седьмом часу, подъехав к татаркиному домику, посигналил. Заспанный Ветерок появился в калитке минут через пять, за его спиной с мальчуганом на руках маячила Хадича.
Папа, ты сегодня придешь? — неожиданно звонко выкрикнул пацан.
Святой, протиравший забрызганные грязью фары вздрогнул, чуть не выронив тряпку. В гробовой тишине приятели миновали Кутулик, и только потом Олега прорвало.
— Ты что, обалдел? В Первомайске жена с ребенком, а ты этим душу калечишь. Свалишь ведь в октябре, думаешь, они тебя не потеряют?
— Не поеду я никуда, Хадича беременна — обреченно ответил Леха. Услышав такое, Святой резко нажал педаль тормоза и схватился за голову.
— Леха, я как твоей бабе на глаза покажусь? Представляешь, она меня спросит, где тебя, волка, черти носят?
— Ты-то тут при чем?
— Притом, что я тебя в эту глухомань сманил. Пугай Хадичу, пусть абортируется.
— Поздно, — помял нос картошкой Ветерок, — она через четыре месяца рожать будет.
«Сегодня девятнадцатое августа, — машинально про себя ответил Олег, Значит перед Новым годом разродится».
— Домой поедем, Леха — зло плюнул он себе под ноги, а то привезу сюда Настю, она живо твоей татарке бельма выцарапает.