Большая Охота

От Рошана до Лубуклингау было около пяти часов езды на автобусе. Точнее, не до самого Рошана, туда теперь автобус не ходит и пойдет не скоро, а до съезда к восточной трассе, ведущей в город. Оттуда придется пешочком. Но Коча вроде бы чувствовал себя замечательно, хромоты видно не было, а значит, дорогу он осилит. В крайнем случае, я помогу. Тащил же я его раненного через лес.

Расстраивало меня только наше городское вооружение. В условиях джунглей совсем не помешала бы винтовка, хотя бы одна на двоих. Точнее, в любом случае одна на двоих, потому что даже если бы Коче в руки и попало огнестрельное оружие, то обращаться он с ним все равно не умел совершенно. Не дай бог еще себе ногу прострелит.

В автобусе за темными акриловыми окнами царили полумрак и кондиционированная прохлада. Пассажиры первое время озирались на босого Кочу, но потом перестали. Я дремал под мерный гул турбин, время от времени поглядывая на бесконечные джунгли за окнами. Коча медитировал. Было у него такое особое состояние, когда он подолгу сидел с открытыми глазами и глядел внутрь себя. Иногда меня это раздражало, но после ночной пулеметной поддержки я мог простить Коче многие из его почти звериных привычек. Например, привычку чесаться. Причем он прекрасно знал, что на людях чесаться нельзя. А вот когда мы оставались вдвоем, он мог чесаться подолгу и с удовольствием, хотя никаких паразитов на нем не водилось. Порой мне казалось, что он просто прикидывается инфантильным простачком, а на самом деле меня тестирует. Смотрит на мою реакцию и делает выводы. Но каждый раз, уже через несколько минут после возникновения такой идеи, я выбрасывал ее из головы, успокоенный новым доказательством Кочиной беспомощности.

— А почему ты решил, что дайверы еще не на месте, если ты сразу сказал им про золото? — спросил я Кочу. — Ты ведь с ними черте когда разговаривал?

— В сезон дождей тут делать было нечего, — улыбнулся австралиец. — А он только кончился. К тому же им надо подготовиться. И нам надо приготовиться, чтобы их приманить. Не отвлекай, мне надо подумать.

Он снова погрузился в свою медитацию.

«Вот фрукт… — подумал я без прежней неприязни. — Подумать ему надо. Мне такой возможности не предоставил, а сам извилинами шевелит. Мыслитель».

Иногда в глубине джунглей или прямо у дороги, отодвинув лес в сторону, возникали серые призраки заброшенных городов. Большинство из них не стали восстанавливать после войны, но были и развалины более позднего времени, вроде Рошана. Наконец мы добрались до нужного перекрестка с желтым указателем, сообщающим, что до Рошана шесть километров. Я растолкал Кочу, и мы выбрались в душную предвечернюю жару. Автобус загудел турбинами и укатил, оставив нас на пустынном шоссе.

— Ну что, мудрый Коча, можем мы отправиться в погребенный под прахом Рошан? — спросил я.

— Да, Хай, пойдем. Раньше ты не называл меня мудрым, спасибо.

— Ну, я тоже взрослею.

— Это хорошо. Пройдем по дороге две трети пути. Потом надо свернуть в джунгли.

— Почему так?

Коча присел на корточки и показал на бетоне черный след от резины. Такой могла оставить только свернувшая в сторону Рошана машина.

— Грузовик, — сказал он, поднимаясь. — После того, как проехал, дождя не было. А дождь был три дня назад.

Судя по высохшим подтекам песка в кювете, он был прав.

— Грузовик, значит… — сказал я, срывая травинку. — Не попасть бы к черту в зубы.

— Все будет хорошо, Хай, — улыбнулся Коча. — Это будет наша охота. Тем более — тебе нужны не те люди, которые приехали, а те, которые останутся.

С этой стороны на вопрос я не смотрел. Нет, как бы я ни злился временами на австралийца, но котелок у него варил. Совсем не как у нас, европейцев, совсем в другой плоскости. Но не хуже.

— Ты прав, мудрый Коча, — сказал я без всякой издевки. — Кажется, именно это и имел в виду мой отец.

Мы двинулись по обочине дороги в сторону развалин Рошана. Солнце быстро клонилось к закату, окрашивая воздух и пыль в янтарный оттенок. Иногда я срывал высокие травинки, росшие во влажном кювете, и жевал их в задумчивости, а Коча, как ребенок, честное слово, косил их кинжалом. В лесу раздавались вскрики птиц, готовящихся к ночлегу, и нарастающий звон цикад. Примерно на половине пути мы услышали впереди мощный взрыв.

— Торпеда, — сразу определил Коча, ничуть не изменившись в лице. — Средняя.

Мы с ним еще несколько месяцев назад решили классифицировать торпеды хотя бы по весу, потому что Коча уверил меня, что торпеды, в отличие от мин, не растут сколько можно. У них конечный вес зависит от типа и никогда этих границ не переходит. Поскольку каждую тварь взвесить трудно, тем более разглядывая их в бинокль с берега, мы окрестили торпеды маленькими, большими и средними, исходя из видимого размера и особенностей строения. Я бы предпочел более точную классификацию, присвоил бы каждой твари уникальный номер и тип, но не было у меня пока такой возможности, вот и приходилось пользоваться результатами дистанционных наблюдений.

— Да, — кивнул я. — Кажется, твои охотники за золотом пытаются выйти в море.