Большая Охота

– Вид у тебя загадочный, – искоса глянул на меня капитан. – Пришло что-то в твою светлую голову?

– На это раз не в мою, – усмехнулся я и рассказал историю создания грибкового дыхательного препарата.

Борис поначалу слушал с недоверием, но потом до него начало доходить, что я не шучу и не брежу.

– Ты хочешь сказать, что препарат можно опробовать прямо сейчас? – спросил он под конец.

– Да. Но его антиаллергенная составляющая пока ведет себя нестабильно. Может сработать, а может нет. Тогда шок под водой.

– Черт… И сколько надо времени, чтобы довести препарат до ума?

– Не знаю, – ответил я. – Но если его создали за считанные дни, то и доводки вряд ли ждать долго.

– Ладно. Тогда общий сбор в кают-компании через пятнадцать минут. Я сейчас объявлю по связи. И уж проконтролируй пожалуйста, чтобы наша героиня дня снова не опоздала.

– Не гони на нее, Борис, – спокойно сказал я. – У каждого из нас есть свой бзик. Все мы немного сумасшедшие. А ее гипертрофированное свободолюбие – тоже психоз. Мания. И никто из нас не имеет права ее осуждать. Нам всем приходится терпеть психозы друг друга, мы все ненормальные. Почему гонениям подверглась только Ольга?

– Ее психоз опасен не только для нее, но и для окружающих, – ответил Борис, сверкнув глазами. – Ты в этом мог убедиться на собственной шкуре.

Я поднялся из кресла, шагнул к выходу, но прежде чем покинуть каюту сказал:

– Мы все опасны не только для себя, но и для окружающих. Подумай об этом. Сама идея Большой Охоты опасна для каждого из нас и для всех вместе. И даже для окружающих. В общем, она ничем не лучше и не хуже Ольгиного маниакального свободолюбия. По большому счету это одно и тоже. Мы хотим свободы от биотехов, а для нее биотехи – лишь частный случай более общей свободы.

Не дожидаясь ответа, я вышел в коридор и закрыл за собой дверь. Я знал, что Ольга сразу спросит, как прошел разговор. Мне не хотелось ей лгать, но и правду рассказать я не мог, поскольку Ольга сильно расстроилась бы, решив, что считаю ее сумасшедшей. Поэтому я не спешил. Я брел по коридору, и во мне набирало силу понимание того, что именно из-за болезненной любви к свободе Ольга не подпускает меня на более короткую дистанцию в личных отношениях. Может быть, она и не была от меня без ума, как я от нее, но в любом случае чувствовалось, что я для нее не противен как мужчина, и даже больше того. Часто ей было со мной приятно, в этом тяжело ошибиться. Но она боялась, что если сама посчитает себя моей женщиной, а меня своим мужчиной, то потеряет какую-то часть свободы. А свобода была для нее… всем. И это было, судя по всему, неодолимым препятствием. Глухой железобетонной стеной, которую не взорвать никакой взрывчаткой. Точнее, для взрыва стены потребуется такая мощность взрывчатки, что уничтожена будет не только стена, но и все, что ею защищено. То есть если удастся сломать Ольгино свободолюбие и как-то добиться от нее внятного «да», то это будет уже не Ольга. Не та, которую я так люблю. Мне этого не хотелось. Наши отношения складывались на очень зыбкой основе, любое неосторожное движение могло их разрушить. И я, не боявшийся почти ничего, боялся этого разрушения до судорог тела.

Ольга ждала меня в каюте. С первого взгляда было видно, как она волнуется.

– Ну что?

– Борис объявил общий сбор, – ответил я. – Просил не опаздывать.

Она опустила голову. И ничего не стала выспрашивать. У меня отлегло от сердца. Я осторожно подсел рядом и обнял ее за плечи. Очень хотелось взять на себя хоть часть ее тревог, волнений, стыда и боли. Хотелось оградить ее от всех жестокостей мира, прикрыть ладонями и согреть дыханием. Я испытал такой неожиданно острый приступ нежности, что не удержался и коснулся губами ее уха. Так осторожно, как только мог. Не столько губами, сколько дыханием. Ольга не отстранилась. Напротив, она склонила голову в мою сторону и прижалась ко мне плечом. Мое сердце чуть не выскочило из груди, мощно ударив изнутри в ребра. Я опустился губами ниже, провел по шее, сразу заметив, как затрепетала под кожей жилка от участившегося пульса.

И я понял, что можно не останавливаться. Что сейчас, и может быть только сейчас, в железобетонной стене открылись ворота. Возможно, совсем ненадолго, но если я пройду через них, то уже останусь там, за стеной. Навсегда. Эта идея так меня окрылила, что весь остальной мир отодвинулся на неопределенное расстояние. Я осторожно приподнял Ольгины локоны на затылке и принялся ласкать губами кожу у самой кромки волос. Потом ниже и ниже по шее, ощущая, как учащается ее дыхание. Плечо, руки, пальцы… Грудь…

– Не надо! – взмолилась Ольга. – Зачем ты все портишь?!

– Что порчу? – отстранился я, задыхаясь от нахлынувшего желания.

– Наши отношения! – с усилием сказала она.

– Черт… – негромко ругнулся я. – Прости…

– Я никого к себе так близко не подпускала, как подпустила тебя. А этим ты все испортишь. Неужели не понимаешь?

– Но почему?