Большая охота на акул

В эпоху Эйзенхауэра и Керуака не-студент воровал себе образование как можно незаметнее. Ему и в голову не приходило вмешиваться в политику кампуса: в эти игры он уже наигрался. Но вдруг десятилетие закончилось. Никсон пошел на дно, вспыхнула борьба за гражданские права. И тут целая армия ущербных из-за чувства вины дезертиров из лагеря Эйзенхауэра обнаружили войну, на которую практически уже перестали надеяться. С Кеннеди у руля политика сделалась ради разнообразия респектабельной, и студенты, насмехавшиеся над идеей выборов, начали ловить себя на том, что вступают в «корпус мира» или стоят в пикетах. Студенты-радикалы сегодня могут называть Кеннеди липовым либералом и гламурным ренегатом, но только очень молодые станут отрицать, что именно Кеннеди раззадорил их настолько, что они пожелали изменить реальность Америки, а не просто поворачиваться к ней спиной. Сегодняшний студент-активист, да и не-студент-активист тоже, говорит о Керуаке так, как битники 50-х говорили о Хемингуэе. Они говорят, мол, он спасовал перед трудностями, мол, интуиция у него хорошая и он хорошо слышит грусть своего времени, но его талант не вырос, а прокис. У нового радикала из кампуса есть цель – наступление по многим направлениям и на стольких фронтах, на скольких необходимо: если не гражданские права, то иностранная политика или структурные изменения в местах сосредоточения бедноты внутри страны. Несправедливость – демон, которого надо изгнать.

* * *

Как законопроект Мулфорда изменит ситуацию, неясно. Язык законопроекта не оставляет сомнений, что отныне мелким судебно наказуемым преступлением для любого не-студента и не-сотрудника будет нахождение на территории кампуса колледжа или университета штата, когда ему будет приказано покинуть территорию, если старший чиновник администрации или лицо, назначенное им для поддержания порядка в кампусе, «в разумных пределах сочтет», что «такое лицо совершает поступок, способный нарушить порядок в кампусе».

В любой ситуации, помимо открытых беспорядков, истинными жертвами законопроекта Мулфорда станут незадачливые чинуши, назначенные претворять его в жизнь. Разум человека способен измыслить мало столь безнадежных заданий, как метаться по тысячеакровому кампусу с двадцатью семью тысячами студентов во время какой-нибудь массовой акции и пытаться задержать и вывести любого, кто не является студентом Калифорнийского университета или утратил право на зачисление. Это обернется кошмаром лжи и фальшивых задержаний, двойных записей и несомненных провокаций. Тем временем большинство организаторов акций будет заниматься своим делом легально и мирно. Если бы возобладала истинная справедливость, Дона Мулфорда назначили бы поддерживать порядок и ловить подстрекателей на ближайшей же демонстрации.

Есть и такие, кто удивляется, как дефектная крысоловка, вроде законопроекта Мулфорда, могла получить одобрение законодательной власти такого прогрессивного и просвещенного штата. Но эти же люди удивлялись, когда в прошлом ноябре с отрывом два к одному электорат одобрил «Проект 14», открывший дверь расовой дискриминации в вопросах жилья.

Пока же не-студенты в Беркли – реальный факт. По оценкам университета, кампусом на тот или иной лад пользуются около трех тысяч не-студентов: работают в библиотеке с позаимствованными регистрационными карточками, посещают лекции, концерты, кинопросмотры, находят работу и жилье через университетские доски объявлений. Внешне они неотличимы от студентов. Беркли полон сумасбродного вида аспирантов, бородатых профессоров и длинноволосых дипломников по английской литературе, похожих на Джоан Баэз.

До недавнего времени не-студенты в политике, кампуса не участвовали, но в начале мятежа Движения за свободу слова президент Керр сказал: «Отчасти вину за демонстрацию несут не-студенческие элементы». С тех пор он отошел от этой позиции, оставив ее законодателям. Сейчас даже козлы отпущения и враги признают, что ДСР-мятеж был делом рук самих студентов. Кое-кому трудно признать этот факт, но надежный опрос студентов показал на тот момент, что приблизительно восемнадцать тысяч студентов поддерживали цели ДСР и приблизительно половина от этого числа поддерживала «нелегальные» методы ДСР. Более восьмисот были готовы скорее бросить вызов администрации, губернатору и полиции, чем отступиться. Среди преподавателей ДСР поддерживали восемь из десяти. Все не-студенты стали на сторону ДСР. Процент радикалов среди них много выше, чем среди студентов. Это ведь радикалы, а не консерваторы бросают учебу и становятся не-студентами-активистами. Но на этом фоне их настроения едва ли имеют значение.

– Мы не играем большой роли в политике, – говорит один. – Но философски мы чертовски большая угроза истеблишменту. Уже сам факт нашего существования доказывает, что брошенная учеба еще не конец света. Немаловажно и то, что студенты не смотрят на нас сверху вниз. Мы респектабельны. Многие мои знакомые среди студентов подумывают о том, чтобы стать не-студентами.