Большая охота на акул

О да, это по мне! После шестнадцати месяцев политики кряду я был на грани нервного срыва. Я нуждался в перемене обстановки. Писать о политических играх – неблагодарный, губительный для здоровья труд, часто требующий восьми-девяти стопок зараз, и так два-три раза в неделю на пике сезона, поэтому неожиданное задание – «освещать» турнир по рыбной ловле в глубоких водах у Юкатанского побережья Мексики – желанная передышка после ужасов предвыборной кампании 1972 года.

Меня ждет другая жизнь: жаркое солнце, соленый воздух, рано в кровать, рано вставать… Все признаки стильной «операции»: вылететь на Карибы гостем праздных богачей, проболтаться с неделю вокруг их яхт и выдать историйку с левым уклоном, чтобы покрыть расходы и дома, в.Скалистых горах, купить новый мотоцикл. Сама статейка обещала стать расплывчатой, но редактор в Playboy сказал, мол, не бери в голову. Почти все, кому не посчастливилось иметь со мной дело после окончания кампании, были убеждены, что мне срочно надо в отпуск: отдохнуть и расслабиться. Рыбацкий турнир в Козумеле показался просто находкой. Мне говорили, он вырвет меня из политики, направит по совершенно иному пути – из долины смерти и назад, в страну живых.

* * *

Но имелась тем не менее заковыка: я только что вернулся из отпуска. Первого, какой я когда-либо испробовал, во всяком случае, первого с тех пор, как на рождество 1958 года меня уволили с моей последней постоянной работы, когда начальник производственного отдела журнала Time, заикаясь от ярости, порвал мой пропуск и велел убираться из здания. С тех пор я был формально безработным, а когда «не работаешь» четырнадцать лет, слово «отпуск» становится почти неудобоваримым.

Поэтому я крайне нервничал, когда обстоятельства вынудили меня в конце зимы 72-го полететь с моей женой Сэнди на Козумель, чтобы не делать вообще ничего.

Три дня спустя в волновой толчее в девяноста футах от рифа Паланкар в моем акваланге кончился воздух и я едва не утонул. Все твердили, мол, мне повезло, что я отделался только тяжелым приступом кессонной болезни. Ближайшая камера декомпрессии находилась в Майами, поэтому тем же вечером меня отправили туда на чартерном самолете.

Следующие девятнадцать дней я провел в герметично закрытой камере в центре Майами, а когда наконец вышел, мне выставили счет на три тысячи долларов. Жена с большим трудом разыскала моего адвоката в коммуне наркоманов у границы Мазатлана. Он тут же прилетел во Флориду и заставил суды признать меня банкротом, так что мне удалось уехать без проблем с законом.

В Колорадо я вернулся с мыслью отдыхать по меньшей мере полгода. Но через три дня пришло задание освещать турнир по рыбалке. Кто, как не ты, сказали мне, ты ведь уже знаком с островом. А кроме того, тебе надо отвлечься от политики.

Отчасти так оно и было, но вернуться на Козумель у меня были и собственные причины. Вечером накануне злосчастного погружения у рифа Паланкар я спрятал почти пятьдесят доз чистого метилендианилина в выбоине глиняной стенки бассейна для акул в местном аквариуме возле отеля «Барракуда». И эта заначка очень и очень занимала мои мысли, пока я отходил от кессонной болезни в больнице Майами.

Поэтому, когда пришло козумельское задание, я тут же поехал в город проконсультироваться у старого друга и поделыцика по наркоте Йейла Блура. Объяснив ситуацию в деталях, я попросил его совета.

– Ясно как белый день, – отрезал он. – Нужно сейчас же ехать. Ты окучишь рыбаков, а я заберу наркотики.

Таковы были обстоятельства, толкнувшие меня вернуться на Козумель под конец апреля. Ни редактор, ни свора сверхбогатых рыбаков-спортсменов, с которой нам предстояло иметь дело, ничегошеньки не знали о моих истинных мотивах. Блур знал, но у него был свой интерес поддерживать «прикрытие», так как – для оплаты счетов – я выдал его за моего технического консультанта. Мне это показалось совершенно логичным: чтобы освещать крайне напряженное состязание, необходимо много надежных помощников.

* * *

Когда после полудня в понедельник я добрался на Козумель, шишки туристического бизнеса острова были вне себя от возбуждения при мысли, что с неделю или дней десять с ними будет настоящий, взаправдашний «АВТОР PLAYBOY». Когда я вяло сполз с рейса из Майами, меня приветствовали, как Буффало Билла при первом его визите в Чикаго: к самолету вышла целая стая пиарщиков, и по меньшей мере трое встречали меня. Что можно для меня сделать? Чего бы мне хотелось! Как скрасить мою жизнь?

Отнести мои сумки?

Ну… почему нет?

Куда?

Ну… я помедлил, нутром чуя нежданный шанс, который может завести почти куда угодно.

– Кажется, мне положено ехать в «Кабаньяс», – протянул я, – но…

– Нет, – отозвался один из прилипал, – у вас люкс для прессы в «Козумеленьо».

Я пожал плечами.

– Как скажете. Поехали.