С тех пор, путешествуя с политиками по незнакомым местам, я не спешу рисковать. Даже те немногие, кто испытал бы хоть толику вины, что меня бросили, все равно бросят, потому что сами рабы расписания, а когда дело дойдет до того, прибыть ли вовремя в аэропорт или подождать журналиста, ушедшего искать себе выпивку, пожмут плечами и поспешат на рейс.
Особенно это верно, когда сопровождаешь Кеннеди, который всегда перемещается точно по расписанию и со стремительностью, сравняться с которой под силу только самому организованному кандидату в президенты. Когда он путешествует с нарядом спецслужб, кортеж ни в коем случае не останавливается и никого не ждет. Прикомандированные к Кеннеди агенты крайне нервозно относятся ко всему, что может повысить фактор риска, и исходят из теории, что безопасность возрастает со скоростью.
Кингу и Кирку не было нужды предостерегать меня, что у наряда агентов случится коллективный нервный срыв при мысли о том, что придется возить сенатора Кеннеди и губернатора Джорджии по улицам Афин (да и вообще любого города) в поисках известного своими криминальными наклонностями журналиста, который может торчать в любом из полудюжины баров и пивных на краю кампуса.
Поэтому оставалось только сидеть в университетском кафетерии, развалившись на стуле рядом с великим Дином Раском, и пить стаканами «Дикую индюшку», пока не закончатся реверансы по случаю Дня права. После третьей моей ходки к багажнику агент, по всей очевидности, решил, что проще оставить мне ключи, чем каждые пятнадцать-двадцать минут привлекать к себе внимание, передавая их взад-вперед. Некоторый фаталистический смысл в этом был, потому что я давно уже мог бы сделать практически все что угодно с варварским содержимым его багажника, так что теперь-то переживать? Мы ведь провели вместе почти два дня, и агенты начинали понимать, что нет необходимости хвататься за оружие всякий раз, когда я заговаривал про кровь на руках Дина Раска или про то, как легко мне было бы махнуть тесаком и оттяпать ему уши. Большинство агентов спецслужб ведут очень защищенный образ жизни и начинают нервничать, когда слышат подобные разговоры от крупного незнакомца, который умудрился спрятать, по всей видимости, бездонный запас виски прямо у них в арсенале. Не самая ординарная ситуация в жизни спецслужб: особенно тогда, когда у этого алкоголика, который то и дело говорит, что пройдется ножом по голове бывшего госсекретаря, досье с красным флажком в штаб-квартире и ключи от машины спецслужб в кармане.
Когда я вернулся после четвертой или пятой ходки к машине, Картер уже выступал. Я старался сохранить кусочек лимона на ободке стакана, чтобы он выглядел как у всех остальных в зале. Но Джимми Кинг начал дергаться из-за запаха.
– Черт побери, Хантер, полкомнаты уже винокуренным заводом воняет!
– Фигня, – ответил я. – Это вонь крови.
Кинг поморщился, и мне показалось, голова Раска дернулась в мою сторону, но, видно, старик передумал. По меньшей мере два часа он слушал гадости про кровь, доносившиеся из-за его плеча, где, как он знал, находился «стол Кеннеди». Но зачем группе агентов спецслужб и личным помощникам сенатора Кеннеди так о нем высказываться? И почему вокруг витает крепкий запах виски? Они что, все пьяны?
Не все, но я быстро сокращал разрыв, и остальные подвергались воздействию паров так долго, что по их смеху я определил: даже агенты спецслужб ведут себя несколько странно. Может, сказывалось своего рода контактное опьянение в сочетании с парами и адской заунывностью выступлений. Мы все были в одной западне, и остальным не нравилось тут так же, как и мне.
Не знаю наверняка, когда начал прислушиваться к словам Картера, но в какой-то момент, минут через десять после начала речи, я заметил значительную разницу в стиле и тоне шума, исходящего от стола ораторов, и впервые за весь день поймал себя на том, что слушаю. Картер начал с нескольких безобидных шуток про тех, кто почитают за Честь платить десять-двенадцать долларов за то, чтобы послушать, как выступает Кеннеди, а вот он сам может заставить себя слушать, только если к речи прилагается дармовой ланч. Аудитория несколько раз вежливо посмеялась, но через четверть часа зал охватило некоторое смущение, и уже никто не смеялся. На тот момент все мы были еще при впечатлении, что «замечания» Картера сведутся к нескольким минутам дружеской болтовни про юридический факультет, толике похвал по адресу Раска и расшаркиваниям по адресу Кеннеди.