Большая Охота. Разгром УПА

Чекисты с санкции руководства Москвы применили к Куку новый способ воздействия. Они перевели его в просторную и оборудованную под жилую комнату камеру, где он смог находится вместе с Уляной, которую он не видел с момента их задержания и ареста. Я был свидетелем их первого свидания в новой для них обстановке. Мы были с Николаем Ивановичем в камере, уже зная, что сейчас сюда приведут Уляну. Внешне Кук был спокоен. Когда раздался звук отодвигаемых засовов и в дверях появилась Уляна, Кук встал со стула и сделал несколько шагов ей навстречу. Они обнялись и стояли так довольно долго. Потом оба повернулись к наблюдавшим за ними со стороны чекистам.

Николай Иванович имел указание начальства присутствовать при их встрече, поговорить с обоими о дальнейших планах. Проводившаяся до этого работа с Уляной желаемых результатов не дала. Она либо отвечала и давала пояснения по давно известным фактам и событиям, либо ссылалась на мужа, либо молчала. Больше молчала, игнорируя вопросы чекистов.

Внимательно посмотрев на стоявших перед нами Кука и Уляну, Николай Иванович бросил мне:

— Пошли, пусть они побудут вдвоем.

По дороге в рабочее помещение Николай Иванович пояснил свое неожиданное решение, противоречащее указанию руководства, тем, что не смог видеть их лица, лица встретившихся после длительной разлуки двух любящих людей.

— Это противоестественно быть при такой встрече, разговаривать, да еще и спрашивать о чем-то. Надо все-таки оставаться людьми. Кук и Уляна должны понять это и по-человечески оценить наш уход, — говорил он. — Я постараюсь объяснить целесообразность наших действий не только человеческими чувствами, но и оперативной необходимостью — послушаем сегодня же пленку записи их разговоров.

Зампред согласился с доводами начальника отдела.

Полученная поздно вечером первая запись разговоров объектов ничего интересного не дала. Общие темы, обычная человеческая радость встречи. Но следовало отметить оперативную правильность поступка начальника отдела. Кук и Уляна большую часть разговоров провели так, как будто знали, что их могут слушать. Наверное, они что-то шептали друг другу на ухо. Расшифровать их разговор не представлялось возможным. Это и было отмечено в полученной от технического отдела сводке.

К обеду следующего дня поступили вечерняя и ночная сводки. И опять неудача. Они явно разговаривали друг с другом всю ночь, но, как говорится, под одеялом. Усилия девчат, имеющих хорошие уши, ни к чему не привели — не удалось расшифровать ни слова. Не было зафиксировано и интимной близости, так как в этом случае в сводке бы стояли две буквы — п. а.[201] и указывалось бы время фиксации этого.

Я специально сбегал к девчатам и сам прослушал сводку. Ничего интересного, кроме еле слышного среди прочих звуков шепота.

Но каким бы ни был конспиратором Кук, постоянно действующий «литер» приносил оперативную пользу. Сначала прочитав сводку, а потом вслушиваясь в записи, улавливая интонации, я понял, что Кук договаривался с Уляной о дальнейших действиях в работе с чекистами. Более менее стало понятно, что на сотрудничество ни он, ни Уляна не пойдут. Она плакала, но была согласна с его стойкостью и решением пойти на смерть. Ненависти к своим врагам-чекистам не было заметно. Перед Куком был противник, наверное, достойный, потому что перехитрил его. Он много раз повторял Уляне: «Лучше бы нас убили в бою, чем погибать здесь, у большевиков». И она тоже с ним соглашалась.

Шли дни ежедневной работы с Куком. Так уж устроен человек, что он привыкает ко всему, ко всем условиям своего существования, где бы он ни находился. Даже в самых жестких, карцерных условиях тюрьмы.

Арестовав в 1933 году Георгия Димитрова и обвинив его в поджоге рейхстага, германские нацисты изобрели наручники, исключающие возможность держать перо или карандаш, то есть писать, чего они не могли запретить напрямую в то время. Димитров изловчился, приспособился писать и в наручниках. А тут ведь нормальные условия для нормальной человеческой жизни. Даже малюсенький туалетик имелся. Кук получал интересующие его газеты, любую политическую или художественную литературу из библиотеки КГБ по сделанным им заявкам, которые по прошествии времени становились все более разносторонними и объемными.

Постепенно под воздействием складывающихся вокруг него спокойной обстановки и условий Кук частично начал терять чувство осторожности и стал допускать в разговорах и спорах с Уляной некоторые высказывания и выражения, которые в определенной степени после их анализа помогали извлекать по крупицам интересующий нас материал, а самое главное — определять дальнейшее направление работы.

Кука беспрестанно мучили боли в желудке и кишечнике — следствие многолетней и тяжелой партизанской жизни. Было организовано тщательное медицинское обследование, для чего его трижды доставляли в санчасть КГБ на улице Розы Люксембург на Печерске.