Читаем Большая Охота. Разгром УПА полностью

Генерал-хорунжий, как поговаривали в подполье, учился в военной академии еще до 1941 года где-то на Западе, о его военных талантах ходили легенды. Он мастерски владел практически всеми видами легкого стрелкового оружия: из любого положения и на приличном расстоянии он попадал в ученический тетрадный лист трижды из трех выстрелов, всаживая пули строго симметрично по углам листка, даже из такого оружия, как наш пистолет ТТ. Это он, Чупринка, переодевшись в форму полковника Советской Армии, свободно разгуливал по Львову, отвечая на приветствия младших по званию, а заболев туберкулезом, вместе со своей секретаршей-любовницей по подложным документам лечился в одном из специализированных санаториев союзного значения в Крыму.

«В общем, — думал я, — досталось и той и другой стороне. А переоценивая эту Вандею, эту крестьянскую войну в Западной Украине, по сути гражданскую войну, можно сегодня с уверенностью сказать, что не с дураками мы воевали. Поэтому с самого начала и охотились за верхушкой, стремясь, руководство ликвидировать». Такие вот мысли проносились у меня в голове в этой маленькой квартирке, где мы молча сидели, глядя друг на друга.

Лемиш — маленького роста, с коротко подстриженной седой головой, с лаконичной грамотной речью, в которой четко улавливалось галичанское произношение, так характерное для жителей Западной Украины, особенно Лемкившины, Галиции и Волыни, уверенным движением открыл бутылку хорошего коньяка украинского производства, налил в рюмки и, указывая на сервированный разными закусками стол, первым нарушил становившееся тягостным молчание:

— Выпьем, Георгий Захарович, за встречу, а между нашей последней и нынешней прошло несколько десятилетий, на которой мы с вами впервые выпиваем, и не важно, как мы выпиваем, — как друзья или как враги, главное, мы снова видим друг друга, нам есть что вспомнить, есть о чем поговорить.

Слушая его, я незаметно осматривал комнату и хозяина. Уютно, чисто, много книг, несколько скромных небольшого формата картин с украинскими пейзажами, портрет Кобзаря[9], обрамленный вышитым украинским рушником, к которому было прикреплено что-то очень красивое в виде золотого креста со скрещенными мечами на голубой ленте.

Хозяин — с хитринкой в глазах, мягкими вкрадчивыми манерами, с вопросами, не лишенными ехидства, мудрости и осторожности. И все же я точно угадал: в глазах у Кука был немой вопрос: «Зачем ты пришел ко мне? С добром или злом? Ведь я никогда вам, большевикам, не верил. Ни тогда и ни сейчас. И никогда вас не боялся. Но я рад видеть тебя, Георгий Захарович, потому что имею несколько вопросов, которые я задам тебе, и ты ответишь на них, ибо пришло время для нас обоих». Выпили.

— А это что за крест? — спросил я, указывая на рушник.

— Это Рыцарский крест с мечами в золоте I степени за мои заслуги в борьбе за свободную и независимую Украину в УПА, — ответил Кук.

«Как странно и как все необычно, — думал я. — Два человека из противоположных идеологических лагерей, Рыцарский крест с мечами в золоте, свободная и независимая Украина. И кто мы сейчас? Недруги из враждовавших в прошлом станов, добрые знакомые? На этот вопрос нет ответа».

Кук долго рассказывал о себе, покойной жене, сыне, о своей жизни. Внимательно слушая и наблюдая Кука, я вспомнил, как после освобождения из ВТ[10] КГБ Украины его с нашей помощью устроили на работу в центральный архив МВД, и он, с санкции КГБ, написал диссертацию по истории Украины на соискание ученой степени кандидата исторических наук, и как потом ВАК (Высшая аттестационная комиссия) единодушно признала эту работу… по уровню докторской, и как КГБ зарубил это решение, рекомендовал присвоить кандидатскую степень, а потом не разрешили и этого.

«Интересно, знает ли об этом Кук?» — подумалось мне.

Несколько лет подряд, обычно на Новый год, я приезжал к родственникам в свой родной город и всегда рассказывал жене о своей жизни в этом городе, молодых годах, учебе, службе в системе госбезопасности Украины, о своей любви к этому городу и к людям, населяющим этот изумительный край. О своих живых и мертвых друзьях-товарищах.

Однажды у одного из своих друзей, который занимал высокий пост в руководстве КГБ Украины, спросил я о Куке, и тот сказал:

— Знаешь, до конца своей жизни он будет в поле нашего зрения, он наш вечный объект разработки. Иногда мы встречаемся с ним, когда возникает необходимость что-то дополнительно спросить, а может быть, и посоветоваться. Но он так и не пошел на сотрудничество с нами, остался на своих позициях убежденного борца за «независимую, свободную» Украину. Мы-то знаем его хорошо — это смелый человек. Он, конечно, очень изменился после смерти Уляны, своей жены. Тяжело переживал ее уход. Любил ее. Мы сейчас контролируем каждый его шаг, проводим по нему весь комплекс агентурно-оперативных и оперативно-технических мероприятий. Слушать-то мы его всегда будем, — закончил мой друг.

Перейти на страницу:

Все книги серии Досье

Смерть в рассрочку
Смерть в рассрочку

До сих пор наше общество волнует трагическая судьба известной киноактрисы Зои Федоровой и знаменитой певицы, исполнительницы русских народных песен Лидии Руслановой, великого режиссера Всеволода Мейерхольда, мастера журналистики Михаила Кольцова. Все они стали жертвами «великой чистки», развязанной Сталиным и его подручными в конце 30-х годов. Как это случилось? Как действовал механизм кровавого террора? Какие исполнители стояли у его рычагов? Ответы на эти вопросы можно найти в предлагаемой книге.Источник: http://www.infanata.org/society/history/1146123805-sopelnyak-b-smert-v-rassrochku.html

Борис Николаевич Сопельняк , Сергей Васильевич Скрипник , Татьяна Викторовна Моспан , Татьяна Моспан

Детективы / Криминальный детектив / Политический детектив / Публицистика / Политика / Проза / Историческая проза / Прочие Детективы / Образование и наука

Похожие книги

Штурмы Великой Отечественной
Штурмы Великой Отечественной

Еще 2500 лет назад Сунь-Цзы советовал избегать штурма городов из-за неизбежности тяжелых потерь — гораздо больших, чем в полевом сражении. В начале осени 1941 года Гитлер категорически запретил своим генералам штурмовать советские города, однако год спустя отступил от этого правила под Сталинградом, что привело к разгрому армии Паулюса и перелому во Второй Мировой войне. Сталин требовал брать города любой ценой — цифры потерь Красной Армии в Будапеште, Кенигсберге, Бреслау, Берлине ужасают, поневоле заставляя задуматься о необходимости подобных операций. Зато и награждали за успешные штурмы щедро — в СССР было учреждено целое созвездие медалей «За взятие» вражеских городов. Ценой большой крови удалось выработать эффективную тактику уличных боев, создать специальные штурмовые группы, батальоны и целые бригады, накопить богатейший боевой опыт, который, казалось бы, гарантировал от повторения прежних ошибок, — однако через полвека после Победы наши генералы опять «наступили на те же грабли» при штурме Грозного…В новой книге ведущего военного историка, автора бестселлеров «"Линия Сталина" в бою», «1945. Блицкриг Красной Армии», «Афганская война. Боевые операции» и «Чистилище Чеченской войны», на новом уровне осмыслен и проанализирован жестокий опыт штурмов и городских боев, которые до сих пор считаются одним из самых сложных видов боевых действий.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Военная история / Образование и наука
Первое дело при Красном
Первое дело при Красном

Книга ведущего отечественного исследователя наполеоновских войн Андрея Ивановича Попова "Первое дело при Красном" начинает публикацию работ, посвященных 200-летнему юбилею Отечественной войны 1812 г. Описываемые события явились первым серьезным успехом русской армии на фоне общего отступления в июле-августе 1812 г. Кавалерийский бой при Молевом Болоте и последующее сражение при Красном принесли несомненную славу российскому оружию, но в литературе были освещены далеко не равнозначно. При описании знаменитого "львиного отступления" генерала Д.П. Неверовского отечественные авторы допускали явные преувеличения и передержки. При этом большинство из них были почти незнакомы с иностранными источниками, что лишило их рассказы объективности и достоверности. Целью данного исследования было как исправление допущенных в отечественной литературе ошибок и недочётов, так и создание наиболее детальных описаний упомянутых боевых столкновений. В результате перед вами книга, которая помимо хронометрического описания событий в августе 1812 г., дает ответы на многие вопросы истории связанные с действиями русской и французской армий во время "Первой Смоленской операции русских войск".

Андрей Иванович Попов

Военная документалистика и аналитика
Большая война России
Большая война России

Хотя Первая мировая война стала для России историческим водоразделом, в историографии, да и в общественном сознании она ассоциируется в основном с событиями на Западном фронте. Этому способствовало, в частности, разделение российской истории начала XX века на дореволюционный и советский периоды. Цель данного сборника — включить в общеевропейский контекст механизмы усвоения, истолкования и переработки российского опыта Первой мировой войны и последовавших за ней событий. Их осмысление важно для ответа на вопрос, можно ли считать революцию 1917 года и Гражданскую войну вехами «особого пути» России или же они были следствием той кризисной ситуации, с которой столкнулись и другие воевавшие государства.

авторов Коллектив , Игорь Владимирович Нарский , Кристофер Гилли , Олег Витальевич Будницкий , Юлия Александровна Жердева

Военная документалистика и аналитика / Военная история / Образование и наука
Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй полов
Пепел над пропастью. Феномен Концентрационного мира нацистской Германии и его отражение в социокультурном пространстве Европы середины – второй полов

Эта книга – первое в отечественной историографии комплексное исследование феноменологии нацистских концентрационных лагерей (Концентрационного мира), как особой системы, глобально трансформировавшей всё, что оказывалось в орбите её влияния – от времени, истории и пространства до человеческой антропологии и психологии. Обнажение и одежда, пища и голод, насилие и боль, язык и молчание, страх и смерть – каждое из этих явлений занимало свое место в общей картине тотальных антропологических и психофизических деформаций человека, попавшего в пространство лагеря. Как трансформировались философия и теология «после Освенцима», почему освобождение из лагеря не давало свободы? Для всех, интересующихся историей Второй Мировой войны, социальной историей, социальной антропологией, общественной мыслью Европы середины – второй половины XX столетия.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Б. Г. Якеменко

Военная документалистика и аналитика