Большая Охота

— Не раньше, чем взойдет солнце, — ответил он. — Они обещали поспешить, но вряд ли будут особенно рисковать. Им и так для нашего спасения придется снижаться в зону действия ударной волны биотехов, это для них уже большой подвиг. Нельзя требовать от людей больше, чем они могут.

Я вспомнил слова отца о людях, для которых нет выбора, и кивнул. Взрослые знали друг друга лучше, чем знал их я, поэтому таким утверждениям следовало верить.

— Пока не видно опасных целей, — сказал я, вставая с кресла, — мне надо найти среди пассажиров одного важного человека. Так велел отец. Да, дядя Вакса?

— Да, мистер Вершинский, — серьезно ответил доктор. — Нам надо найти девчонку и кое-что выспросить у нее. Надо спешить. Кто знает, сколько у нас времени?

— Никто, — развел руками дядя Макс. Он достал из капитанского ящика горошинку рации и сунул мне в ухо. — Будь на связи. Если что случится, дуй сюда.

— Есть, капитан! — ответил я.

Вакса взял меня за руку, я подхватил кейс, и мы с ним покинули рубку.

Глава 3 Загнанные

На поиски неуловимой девчонки мы с Ваксой потратили не менее часа. Наконец она обнаружилась в игровом зале, вместе с двумя десятками других пассажиров, укрывшихся там из-за отсутствия иллюминаторов.

— Привет! — незнакомка первой узнала меня. — Что у тебя с лицом?

— Повредило взрывом, — с гордостью ответил я. — Мы с отцом были в рубке, когда шарахнула мина.

— Ты сын Вершинского?

— Да. Андрей.

— А я Оля.

— Очень приятно. Вообще-то я именно тебя искал.

— Вот как? — усмехнулась она.

— Да. Где твои родители?

Я задал этот вопрос, чтобы знать, с кем договариваться и на каких условиях можно забрать Олю в рубку. Ну не мог же я знать, что для этой бесстрашной девчонки вопрос окажется таким острым! А он оказался острым, как лезвие операционного робота.

— Дурак! — выдохнула она после короткой паузы. И отвернулась, заплакав.

Я понял, что она сирота, но было поздно. Я уже резанул ей по душе, и теперь, сколько ни пытайся заклеить рану, она все равно будет заживать какое-то время. Хотя мог бы догадаться, честное слово. По тому, как она сообщила о гибели тети Анны. Только человек, в детстве переживший смерть родителей, может с таким ледяным спокойствием говорить о смерти других людей. Ну, если не мог догадаться, то должен был хотя бы заподозрить.

— Извини… — Я осторожно шагнул к ней.

— Отвали.

— Оль, я не знал, честно. Мне нужно было с кем-то договориться, чтобы тебя отпустили в рубку.

— Зачем? — покосилась она на меня.

— Мне нужна твоя помощь. Одному мне не справиться. Но я не могу здесь говорить, давай выйдем.

Она недобро сощурилась, но все же направилась вслед за мной. Мы выбрались из игрового зала в небольшую комнату, бывшую когда-то курительной. Вакса остался у дверей, чтобы нам никто не мешал. К детям многие относятся пренебрежительно даже в экстренной обстановке, но у доктора было достаточно авторитета, чтобы убедить любого в важности нашей с Олей беседы.

— Мой отец скоро умрет, — коротко сообщил я, стараясь, чтобы не дрогнул голос. — Его сильно ранило взрывом.

— Извини, что я тебя дураком обозвала, — негромко сказала она. — Твой отец всех нас спас.

— Да. Но теперь он ничего не может, ему выбило оба глаза. И он передал мне тетрадки с записями о биотехах. Вот, смотри. — Я открыл кейс. — Можешь полистать, если хочешь.

— Трудно будет в этом разобраться, — вздохнула она, открыв первую попавшуюся тетрадь.

— Да, у меня с ходу не получилось. Только никто об этом не знает. И лучше, если не узнает, а то начнется паника. В рубке уверены, что я получил от отца все секреты в наследство. Но это не так.

— Значит, мы умрем, — грустно вздохнула Оля.

— Нет. Я случайно заметил, что на самой высокой мощности сонары обнаруживают ультразвук биотехов на очень большом расстоянии. Это поможет дяде Максу какое-то время уходить хотя бы от неподвижных мин.

— А что делать с торпедами?

— Пока не знаю. Но дело не только в этом. Надо как-то провезти тетрадки на материк, когда нас будут снимать с борта гравилетами. Любое изучение биотехов, оказывается, нарушает закон, значит, все эти записи запрещены. У нас их отнимут, если найдут.

— Ну, провезти их несложно. — Оля наморщила лоб в задумчивости. — Надо зарисовать все листы пастельными мелками.

— Много времени уйдет.

— Это если бы ты один рисовал. Но я тебе помогу, получится по семь тетрадок на каждого. Не так много. А мелков для грифельных досок в игровом зале тьма-тьмущая. Тогда можно будет уже в гравилете раздать по тетрадке всем детям, которые там будут. А когда сядем, можно разыграть сцену — мол, на прощание все друзья дарят тебе свои рисунки. Взрослые не воспринимают детей всерьез, они ничего даже не заподозрят. Потом отмоешь мел с пластика, и все дела.

— Я знал, что ты придумаешь что-нибудь толковое, — улыбнулся я.

— Почему?

— Не знаю. Там, на бревне, я понял, что ты взрослее меня, хотя лет нам, похоже, одинаково.

— Редкому мальчишке приходят подобные мысли в голову. — Она прищурилась, но уже не сердито. — Ладно. Раз ты в тетрадках все равно разобраться не можешь, можно сразу начать их разрисовывать.