Большая пайка

Спервоначалу эта фифа ко мне в подвал захаживала, то птичек посмотрит, то белочек потрогает. Не желаете ли, Константин, говорит, выпить со мной шампанского? Раз выпили, два выпили, пора, думаю. на «ты» переходить. Пойдем, говорю, Маша, куда-нибудь вечерком, посипим, отдохнем культурно, потанцуем. Она на меня глазами зыр-кнула и говорит: я вам не Маша, а Мария, и вечера у меня, говорит, все занятые на работе. А сама, как только чего, хватает служебный «Жигуль», с водителем, и шасть куда-то. Потом, правда, обратно возвращается, трубку хватает и — тихонько так: «бу-бу-бу», — вроде секреты какие сообщает.

Платон Михалыч ей очень доверял. В общем, кончила она ко мне ходить. Утром «здрасьте», вечером «до свиданья» — и все.

Ленка, та подушевнее. Опять же соседка, и дворян в семье не наблюдалось.

Ей доставалось здорово. Сидеть полагалось, пока Платон Михалыч не отпустит.

Бывало до полуночи, а когда и до двух-трех часов. Она уж зеленая вся, сидит у телефона, голову на руки опустит и ждет. А он там носится — то у него переговоры, то встречи, то ужинает с кем-то, то в баню закатились. Но позвонить и отпустить домой никогда не забывал. На этот случай ей вроде бы машина полагалась — домой отвезти. Но был у них там один мужик — вроде начальник, вроде нет, я так и не разобрался. Еврей. Марк звали. С Платоном Михалычем он на «ты» был, при всех его Тошкой называл. Цирк! Так вот этот Марк все норовил машину, которая Ленку домой отвозила, куда-нибудь да пристроить. Платон Михалыч в баню, он машину хватает — и тоже в баню, правда, в другую. Тот ужинать, и этот ужинать. Ленка как-то пожаловалась, что ей домой не на чем добираться, Марк в крик-дескать, он деньги зарабатывает, всю контору кормит, ему нужна машина, ну и все такое. Я потому частенько на работе и задерживался, чтоб Ленку проводить.

Вот как раз с этим Марком у меня вышел первый раздрай. Отработал я месяц.

Клиенты идут, правда, новых, которых мне Платон Михалыч обещал, пока что-то нету. Я с них нормально деньги собираю, с поставщиками потихоньку рассчитываюсь, остаток в сейф складываю. Да записываю в книжечку, сколько взял, сколько отдал, сколько осталось. В конце месяца делю эти деньги на две части — зарплата, о которой договаривались, и навар — и иду к Мусе Самсонычу. Он такой, вроде грузин не грузин, армян не армян, но оттуда откуда-то. У Платона Михалыча заместителем был. Прихожу, а Муса Самсоныч как раз куда-то уезжать собирается, и у него этот самый Марк сидит. Ну, Муса ему говорит — разберись, дескать, с Константином, а то мне ехать надо. Только Муса Самсоныч за дверь — тот на меня как понесет! И такой я рассякой, и чуть ли не вор, и сколько я денег набрал — никто не знает, и фирму я подставляю, и развонялся своими химикатами, и все такое. Мне обидно стало, прям чуть в морду ему не заехал. А он орет так, что на улице слышно. Ты понял, нет, — я свою работу делаю, получаю деньги, еще с ними же делюсь, а он за мое же доброе.

Короче, забрал я свои конверты, вышел, с Ленкой попрощался и двинул домой.

Завтра, думаю, приеду, заготовки заберу — и гуляйте, ребятки. Только дверь открыл — телефон. Платон Михалыч звонит. Дескать, приезжайте, Константин, сейчас разберемся, извините, если что не так. Мне бы послать его, да вот не могу: он как слово скажет — я уже сам не свой, и люблю его как родного Сейчас, говорит, свою машину за вами вышлю. Через полчаса заходит водитель. Хороший был парень, Кузьма, молоденький такой. Всегда вежливый, ко мне в подвал захаживал, чаек вместе лили. Ему, конечно, с Платоном Михалычем доставалось — тот же ненормальный, по шестнадцать часов по городу носится, ну и Кузя, конечно, с ним. Как уж он за рулем не засыпал — понять не могу.

Приезжаем-сидят. Платон Михалыч, Муса Самсоныч и этот. Начали говорить.

Марк уже не орет, а говорит ласково так, что ему, дескать, все нравится, и чучела мои — прям как живые, только надо все по-другому делать, и деньги не в книжечку записывать, а через кассу принимать, и договоры какие-то с клиентами подписывать, и еще чего-то. Эти, смотрю, кивают, вроде соглашаются. Тут уж я не выдержал, говорю: а на хрена вы мне сдались, с вашей кассой и договорами какими-то? Сидел я себе дома, занимался делом, нормально зарабатывал, мне за пятнадцать лет слова плохого никто не сказал, все только спасибо да спасибо. А тут… В общем, давайте, братцы, расходиться.