Большая пайка

Лёня обратил внимание, что ребята за соседним столиком перестали разговаривать и с интересом прислушиваются.

— Да мне хоть в какую, — спокойно ответила Елизавета Ивановна. — Только я с завтрева в отгулах на неделю, так что надо со сменщицей говорить.

— А где сменщица? — не сдавался Марк.

— Утром и будет, к завтраку, ее Надей зовут.

— Ладно, Елизавета Ивановна, большое спасибо. У меня еще одна просьба есть. Вот тут мальчонка, — Марк покровительственно обнял Лёню за плечи, — у него организм молодой и растущий, ему надо много кушать, вы не принесли бы нам какую-нибудь добавку, и побольше?

— Сейчас посмотрю, — сказала Елизавета Ивановна и удалилась на кухню.

Через минуту она появилась с большой миской, в которой еле помещалась гора картофельного пюре и кусков десять жареной рыбы, а потом поставила на стол тарелку с тремя плавающими в рассоле худосочными солеными огурцами.

— Класс! — произнес Марк и, не садясь, прошествовал к столику, за которым сидели два молодых человека. — Ребята, давайте познакомимся. Меня зовут Марк, я из института связи, юное дарование рядом с миской — это Лёня. Я предлагаю сдвинуть столы и доужинать вместе.

Ребята переглянулись. Тот, кто был ниже ростом, сказал:

— Вообще-то мы уже поели.

— Так ведь я предлагаю начать с того, что сдвинем столы, — резонно возразил Марк. — А потом разберемся.

Тот, кто повыше, улыбнулся и сказал:

— Поехали.

Марк повернулся лицом к кухне.

— Елизавета Ивановна, кормилица, можно вас попросить — две чистые вилки, хлеба, горчицы и четыре стаканчика.

Елизавета Ивановна покорно принесла требуемое и попросила:

— Только не курите тут, а то начальство ругается.

— Начальство не увидит, — пообещал Марк, после чего вытащил из карманов пачку «Шипки», коробку спичек, длинный костяной мундштук и алюминиевую фляжку.

Фляжка досталась ему в наследство от дяди Володи.

— Меня зовут Платон, — сказал высокий, — я из инженерно-строительного, а Сережа — из Новосибирского университета.

Марк разлил по стаканам коричневую жидкость.

— Коньяк? — с недоверием спросил Сергей Терьян, рассматривая жидкость на свет.

— Коньяк — не напиток, а дерьмо, — заявил Марк. — Это «Мурзилка», основные компоненты — спирт, кофе и еще кое-что по специальному рецепту. Готовлю исключительно сам. Ну, за знакомство и начало заслуженного отдыха.

Знакомство состоялось.

Марк влюбился в Платона, как говорится, с первого взгляда, и ему очень захотелось произвести на нового приятеля впечатление. Марк положил на это много сил, закручивая вокруг себя водоворот общественной активности и всяческих затей. Правда, с первоочередным питанием получилось не очень. Сменщица Надя оказалась женщиной с твердым характером, договоренность с Зинаидой Прокофьевной, как выяснилось, была не совсем окончательной, поэтому в первые дни в столовой постоянно вспыхивали скандалы. Они прекратились после того, как Марку пришлось посетить кабинет директора пансионата. Точное содержание их беседы так и осталось неизвестным, но после нее Марк стал затягивать появление всей компании в столовой.

С утра он затеял обтирание снегом, организовал футбольные матчи, удлинил на несколько километров лыжные прогулки. В результате, когда компания, разросшаяся до десяти человек, приходила в столовую с получасовым опозданием, все уже стояло на столах, и конфликт был исчерпан. Вот только в результате игры в снежки во время одного из утренних обтираний было разбито окно бухгалтерии пансионата, а футбольный матч во время «тихого часа» прекратился только после личного вмешательства директора. И еще был сигнал про дяди-Володину фляжку, неизменно возникавшую во время обеда и ужина. Так что со временем популярность Марка могла конкурировать только с раздражением, которое он вызывал у пансионатского начальства.

Угроза гонконгского гриппа, который в то время свирепствовал в Москве, не приостановила процесс активного отдыха. Марк неизменно появлялся в столовой с получасовым опозданием. Его голову окутывала шаль Ирочки Лепской из МИИТа, а на лице была марлевая повязка. Все остальное время Марк проводил в своей комнате, где было страшно накурено и где постоянно находилось не менее пяти человек.

Марк поил всех кофе, который варил тут же на привезенной из Москвы спиртовке. В один прекрасный вечер, как и следовало ожидать, спиртовка, стоявшая на стуле, опрокинулась, и стул загорелся. Пока открывали окно и выкидывали стул на улицу, дым успел просочиться в коридор. Через пятнадцать минут в комнате появилось пансионатское начальство во главе с директором.

— Почему дым? — спросил директор, стараясь не смотреть в сторону Марка, который уже исчерпал запас директорского терпения.

— Накурили, — так же лаконично ответил Марк.

— Вы мне это бросьте, — отмахнулся директор. — Пахнет гарью. Что спалили?

Лекцию Марка о специфическом запахе отечественных сортов табака прервало появление завхоза с обгоревшим стулом в руках.