Большая расплата (ЛП)

— Хотел бы я, чтобы это была гора, — засмеялся Гамаш. — Они, по крайней мере, величественны. Восхождение на горы неизменно приносит чувство триумфа. Академия же Сюртэ больше смахивает на огромную яму, полную дерьма. И я в неё упал.

— Упал, патрон?! Насколько я припоминаю, ты туда прыгнул с разбегу.

Гамаш снова рассмеялся и склонил голову над записями.

Бовуар молча наблюдал за ним, ожидая продолжения. Он ждал уже несколько месяцев, с того момента, как Гамаш объявил Жану-Ги и Анни о своем решении принять должность главы Академии.

Некоторых этот шаг удивил. Жану-Ги он представлялся идеальным — Бовуар знал Гамаша лучше остальных. Этот шаг одобрила и Анни, утешавшаяся тем, что отец наконец-то в безопасности.

Жан-Ги не стал рассказывать своей беременной жене о том, что на деле Академия — распоследний отстойник Сюртэ. И ее отец там по самую шею.

Бовуар тихо посидел в кабинете, потом, прихватив книгу про Эверест, отправился в гостиную, где уселся напротив весело потрескивающего поленьями очага и стал читать про опасные восхождения. Про кессонную болезнь, лавины и огромные ледяные глыбы в десять этажей высотой, опрокидывающиеся иногда внезапно, погребая под собой людей и животных.

Сидя в уютной гостиной, Жан-Ги вздрагивал, читая про тела альпинистов, оставленные в горах на месте их гибели, замершие в неизменных позах, простирающих руки в поисках спасения или подтягивающих себя еще на дюйм ближе к вершине.

О чем они думали, эти вмерзшие в лед мужчины и женщины в последние моменты просветления?

Может быть, их последней мыслю было «почему»? Почему восхождение казалось им хорошей идеей? И не задаст ли себе однажды человек в кабинете тот же самый вопрос.

Инспектор Жан-Ги Бовуар понимал, что его аналогия с Гамашем и горой не вполне верна. Когда ты погибаешь на склоне горы, это следствие гордыни и необдуманности. Демонстрация крепости и эгоизма, упакованных в браваду.

Нет, Академия горой не была. Она была, как верно подметил Гамаш, выгребной ямой. Но эту работу нужно выполнить. Какой будет Академия, таким станет и Сюртэ. И если первое — дерьмо, то и второе тоже.

Шеф-инспектор Гамаш очистил Сюртэ, но это только половина дела. И теперь коммандер Гамаш перенёс свое внимание на Академию.

Увольняя прежних преподавателей и нанимая новых, он до сих пор не объявил имя своего зама. Предполагали, что он назначит Жана-Ги. Жан-Ги думал так же, поэтому ждал. И снова ждал. И ждал. И уже начинал недоумевать.

— Ты примешь предложение? — спросила его Анни как-то за завтраком.

Хрупкой она не выглядела никогда, а теперь с беременностью, которая была ей очень к лицу, расцвела. Всё, чего желал Жан-Ги — чтобы жене и будущему ребенку было хорошо. И убил бы, добывая для неё последнюю упаковку мороженого Häagen-Dazs.

— Думаешь, стоит? — поинтересовался Жан-Ги, и увидел улыбку Анни.

— Шутишь, что ли? Откажешься от должности инспектора в убойном отделе, будучи одним из самых влиятельных офицеров Сюртэ, и уйдешь в Академию? Ты?

— Итак, ты думаешь, мне стоит так поступить?

Она звонко расхохоталась, как умела лишь она:

— Не думаю, что ты когда-нибудь рассматривал вариант «стоит так поступить». Полагаю, ты просто сразу поступишь именно так.

— Почему это?

— Потому что ты любишь отца.

И это было правдой.

Он пошёл бы за Арманом Гамашем даже сквозь адские врата, а до Академии Сюртэ было так же близко, как от Квебека до Аида.

* * *

Рейн-Мари сидела в бистро и всматривалась в темноту за окном, где можно было разглядеть три огромные сосны, да и то только потому, что те были увешаны рождественскими гирляндами. Синие, красные, зеленые огоньки, мерцающие под слоем свежего снега, смотрелись так, словно их подвесили в воздухе.

Еще только пять вечера, а кажется, будто уже полночь.

К бистро шли хозяева Габри и Оливье, торопясь на ежевечерний cinq à sept, час дружеского коктейля.

Арман остался дома, предпочтя тишину и покой кабинета, готовился к приближающемуся первому дню нового семестра. Сквозь окна бистро, за деревенским лугом и нарядными деревьями, виднелся их дом и свет в окнах кабинета.

Рейн-Мари почувствовала облегчение, когда он объявил о своем решении заняться Академией. Самое подходящее дело для человека, более склонного гоняться за редкими книгами, чем за преступниками. Но все-таки, он выслеживал убийц почти тридцать лет, и преуспел в этом занятии. Он охотился за серийными убийцами, за теми, кто убил всего один раз, за виновниками массовых убийств. За теми, кто действовал преднамеренно и теми, кто не готовился совсем, действовал спонтанно. Все они одинаково отнимали жизни, и все, за редким исключением, были пойманы её мужем.

Да, Рейн-Мари почувствовала облегчение. После рассмотрения и обсуждения с ней множества предложений, Арман выбрал руководство Академией Сюртэ. Чистку авгиевых конюшен, переполненных за годы жестокости и коррупции.

Она радовалась, ровно до того момента, пока с удивлением не обнаружила мрачное выражение его лица.