Арман с неиссякаемым терпением ждал, пока Мишель либо придёт в себя, либо окончательно потеряет сознание. Он не причинил бы вреда бывшему другу, по крайней мере, в этот момент, но и приходить на помощь не собирался.
Через несколько минут Мишель нашёл в себе силы произнести:
— И враги человеку домашние его. Так, Арман?
— Сомневаюсь, что маньчжуры цитировали Библию, но звучит уместно. Предательство.
— Ты проделал весь этот путь, чтобы проучить меня?
—
— Чего же ты хочешь?
— Я хочу, чтобы ты работал на меня.
Это было столь нелепо, что Бребёф сначала не понял смысла слов Гамаша. Он уставился на того, не скрывая замешательства.
— Чего? Где? — наконец он выдавил из себя.
Хотя оба знали, что правильным был бы вопрос: «Почему?».
— Я только что приступил к обязанностям главы Академии Сюртэ, — сообщил Арман. — новый семестр начинается сразу после рождественских каникул. Хочу, чтобы ты стал одним из преподавателей.
Бребёф продолжал молча взирать на Гамаша. Пытался переварить услышанное.
Это же не просто предложение работы. И, как он подозревал, не предложение перемирия. Слишком жестокой была война, слишком велик урон. И всё же.
В чём же дело?
— Почему?
Арман не ответил. Вместо этого он пристально посмотрел на Бребёфа, тот опустил глаза. Гамаш отвернулся к океану. К бескрайним волнам и суровой скале, которую те подтачивали.
— И ты уверен, что мне можно доверять? — спросил Мишель, направив вопрос в спину Арману.
— Нет, — ответил тот.
— Не уверен, что можно доверять, или уверен, что нельзя?
Арман повернулся и посмотрел на Бребёфа так, как никогда раньше не смотрел. Во взгляде его не было отвращения, нет. Не было там и презрения. Но было что-то близкое.
Во взгляде было абсолютное всепонимание. Гамаш видел Бребефа насквозь.
Слабый. Житель Персе, выхолощенный временем и непогодой. Потрёпанный и исковерканный. Опустошённый.
— Ты тот, кто открыл ворота, Мишель. Ты мог бы остановить это, но не стал. Коррупция постучала в двери, и ты впустил её. Предал всех, кто тебе доверял. Ты превратил Сюртэ из сильной и доблестной организации в выгребную яму. Потрачено много жизней и времени, чтобы очистить её.
— Зачем же ты зовёшь меня назад?
Арман поднялся и Бребёф вскочил вслед за ним.
— В Великой Китайской стене не было изъяна, изъян всегда в людях, — сказал Гамаш. — Сила и слабость — изначально всё в людях. Так же и в Сюртэ. А начало всему — Академия.
—
Он изучающе смотрел на Гамаша. Потом улыбнулся:
— Или там уже есть отрава, Арман? Так ведь? И ты проделал весь этот путь в поисках противоядия? Поэтому тебе понадобился я? Как антивирус. Как более сильная инфекция, направленная на борьбу с болезнью. Это опасная игра, Арман.
Гамаш бросил на него тяжёлый оценивающий взгляд, и направился внутрь, в дом за Рейн-Мари.
Мишель сопровождал их до подъездной дорожки. И смотрел, как они уезжают. Их путь лежал назад, в аэропорт, потом самолетом домой.
В одиночестве Мишель вернулся в дом. Ни жены, ни детей. Ни внуков. Лишь изумительный вид на океан.
Гамаш смотрел из иллюминатора на поля, леса, снег, озера, проплывающие внизу, и размышлял, что же он только что натворил.
Конечно, Мишель прав. Опасная, хотя вовсе не игра.
Что случится, если он не сможет держать всё под контролем? И вирус-антидот одержит верх?
Что за штуку он только что запустил? Перед чем распахнул ворота?
После приземления, вместо того, чтобы сразу ехать в Три Сосны, Арман направил машину в главное управление Сюртэ. Но сначала высадил Рейн-Мари у дома их дочери. Анни была на четвертом месяце, то была её первая беременность, и сейчас это было уже заметно.
— Войдёшь, пап? — спросила она от дверей. — Жан-Ги скоро будет.
— Я вернусь позже, — ответил Гамаш, расцеловав дочь в обе щеки.
— Не торопись, — сказала Рейн-Мари и закрыла за ним дверь.
В управлении, в лифте, Арман нажал последнюю кнопку и отправился наверх, в офис шефа-суперинтенданта.
Тереза Брюнель подняла взгляд от письменного стола. Позади неё, в окне, переливались огни Монреаля. Взору Гамаша предстали три моста, по которым текла река автомобильных огней: люди возвращались домой после долгого дня. Вид из окна был внушительным, и за столом восседала внушающая уважение персона.
— Арман, — Тереза поднялась и обняла старого друга. — Спасибо, что заехал.
Шеф-суперинтендант Брюнель указала на зону для переговоров, и они оба присели. В свои шестьдесят с лишним лет, эта хрупкая, элегантная женщина, поздно начавшая карьеру полицейского, приняла свою нынешнюю должность так, словно была рождена для расследования преступлений.
Она делала карьеру быстро, оставив своего бывшего преподавателя и коллегу Гамаша далеко позади, и теперь ей некуда было расти.
Цвет стен в офисе сменили на мягкие пастельные тона после того, как прежний шеф-суперинтендант был… Слово «смещен» не отражало реальных событий.