Большая реставрация обеда

Ответ: Как говорила одна моя знакомая, женщина по происхождению: «Правду надо говорить всегда! Только – не всю…» На самом же деле «творческая ложь» и «творческая правда» – одно и то же. Например, образ Вендулки составляют вполне реальные женщины. А сколько их было и в каких «пропорциях» – об этом известно только мне… Носик – оттуда, ушки – сверху, хвостик – из античности. Но это отнюдь не собирательный образ из жен и подружек. Просто, как «доктор Франкенштейн», я сотворил себе приятельницу. Да, возможно, получился монстр, но – в реальной жизни она была еще хуже! (Курсив Йиржи Геллера.) И вообще, всякую мистификацию кормят вполне реальные эпизоды. Все дело именно в пропорциях. Как я ощущаю ложь? Я в нее верю – с утра до обеда. После чего иду в ближайшее заведение, обычно к «Старому Эдгару», и наблюдаю скучную правду. Что в добрую кружку помещается всего лишь один литр пива. Что люди в баре спорят ни о чем, поскольку завтра они вернутся обратно и будут спорить о том же самом. И вот я сижу там и думаю, что в действительности – подлинной правды нет. Поскольку все вышесказанное я наврал. И надеюсь, что и далее – навру тоже…

Вопрос: Ваши литературные предпочтения?

Ответ: Я и Сестерция предпочитаем раздельное книжное хозяйство… Кстати, вы должны догадаться сами, почему у моей жены такое странное имя – и не Квинтилия, и не Нонна… Раз в месяц, после рейда по книжным магазинам, мы всей семьей играем в «трибунал». То есть составляем тройку прокураторов – я, Сестерция и Магвай. Так вот что я вам скажу – это самый неправедный суд на свете. Магвай книг не читает, поскольку он персидский кот; я читаю мало, потому что – нахал; а Сестерция только пролистывает, и в лучшем случае – до половины. Однако все мы имеем определенные суждения о литературе. Магвай считает, что это пустая трата денег; я считаю, что я – нахал; а Сестерции попросту запрещено восхвалять какого-нибудь писателя в присутствии Йиржи Геллера… После судилища я внимательно осматриваю свои полки и переставляю некоторые издания на полки Сестерции. Чем провоцирую некую букинистическую лавину. Сестерция принимается наводить книжный порядок и спихивает всякую дрянь дальше, в кошачий домик. Поэтому самое отрицательное отношение к современной литературе именно у Магвая – она мешает ему жить… Так что спустя какое-то время Магвай начинает истошно орать, а мы – аккуратно раздаривать книги. И поскольку отдельных авторов никто не хочет у нас брать, мы настоятельно рекомендуем их для прочтения. Говорим, что это просто чудо, а не книги! И можете себе представить, чтó думают люди о наших литературных вкусах…

Вопрос: Алкоголь стимулирует ваше творчество или подавляет?

Ответ: Литературное творчество – это художественное верчение на заднем месте. И если стимулировать его алкоголем, то можно запросто свалиться со стула… Я не пишу даже после кружки пива, не редактирую и не строю литературных планов. То есть алкоголь не совместим с моим творчеством, которое построено, простите за самонадеянность, на трезвом расчете. Я всегда пытаюсь создать некую литературную конструкцию. Вычерчиваю схему построения романа и, как бобер, «перегрызаю» текст на бревнышки. К примеру, из «Реставрации обеда» у меня получилась «хатка»… А вдохновения у меня нет, и поэтому мне не надо «разогреваться» спиртными напитками. Другое дело, что время от времени я изучаю – как алкоголь усваивается моим организмом. Что, безусловно, тормозит другие творческие процессы…

В четырнадцать лет я решил озвучить свое чувство ритма, чтобы не петь хором. Ведь, находясь в подобном обществе, ты не можешь стоять с отсутствующим видом без соответствующей справки, как у Иоганна Мошки. И либо должен голосить вместе со всеми, либо аккомпанировать. Иначе к тебе появляется масса вопросов от компетентных организаций…

Чувству ритма я отдавался, играя на ударной установке. Петь на родном языке не решался, дабы не ляпнуть про священный помидор чего-нибудь лишнего. А престарелый капельмейстер изображал в нашем ансамбле недостающие духовые инструменты. «Кам тугезааа!!!» – орали мы что в микрофон, что без микрофона, и капельмейстер в определенный момент делал «ффшшших!» – на аккордеоне, мастерски раздувая меха. «Там-та-та-тааам! Ффшшших! Там-та-та-тааам! Ффшшших!»

В двадцать два года я поступил на работу в научно-исследовательский институт в качестве подопытного кролика. На мне отрабатывалась важная народно-хозяйственная программа – насколько мартышкин труд облагораживает человека. Опыты проводились в режиме повышенной секретности, для соблюдения «ноу-хау». Поэтому вместе с другими «кроликами» я пил, нецензурно выражался и ничего практически не делал, дабы ввести посторонние государства в заблуждение по поводу интенсивного строительста социализма в отдельно проклятой стране…