Большая рождественская книга романов о любви для девочек

– Я сначала ничего не поняла, думала, перевели по ошибке, зашла в банк и попросила работницу проверить, откуда пришли деньги. Она все проверила и сказала, что перевод сделан из ООО «Сезон». И тогда вспомнила, что тебе должны были заплатить гонорар за фотосессию. И вот пришел. Только я не знала, что тебе заплатят столько! Когда мы подписывали договор, все это было в такой спешке! Сама помнишь. Я читала невнимательно и даже пропустила сумму.

– Как же я рада!

– И я рада! Теперь и забор починим, Стас сказал, что на него материалы нужны, и телевизор купим, а еще я давно хочу себе сумку купить, – она чуть не плакала от счастья. – Ладно, доча, мне на работу пора.

И отключилась.

– Что, гонорар перевели? – понимающе улыбнулся одноклассник.

Теперь зазвонил телефон Романа Сергеевича. Но новость ему сообщили неприятную.

– Что? Когда? Хорошо, сейчас приеду! – и положил трубку.

– Стас, мне надо на работу, в одном из магазинов ЧП, в квартире сверху трубу прорвало, и магазин затопило. Не получится в больницу с тобой сходить, – виновато вздохнул отец.

– Не переживайте, он в надежных руках, – успокоила я.

И вспомнила, что эту же самую фразу Роман Сергеевич сказал маме, когда мы со Стасом пришли на фотосессию.

Машина остановилась у больницы. Мы вышли. Я вытащила костыли, и его отец уехал.

Вскоре сделали снимок и в синих бахилах сидели перед кабинетом районного травматолога, ожидая очереди. По коридору ходили люди – одни с переломом ноги, другие с переломом руки. Все понимающе переглядывались.

Я держала в руках снимки – старый и новый. Стас сильно переживал и нервно стучал костылем по кафелю.

– А вдруг она еще не срастается? А вдруг там все так же, как месяц назад, и мне в гипсе еще полгода ходить? Вдруг не срастется никогда?!

– Не волнуйся, все срастется, и тебе скоро снимут гипс! Все будет хорошо!

– Ты просто меня успокаиваешь!

– Ну, давай тогда посмотрим снимок, – я взяла рентген и направила в сторону ярких ламп на потолке, чтобы посмотреть на просвет. Мы увидели черно-белую фотографию сломанного сустава. – Я не специалист, но, по-моему, лодыжка срастается, – заключила я и для сравнения приставила самый первый снимок, сделанный в неотложке сразу после перелома. – Видишь? На первом вокруг перелома пусто, а сейчас образовывается какой-то мутный сгусток. Это мозоль, которая со временем окостенеет. Так что нога срастается!

– И правда, вокруг кости что-то есть… – изумленно согласился Стас, вместе со мной глядя на снимок.

И вдруг вдалеке, в коридоре, позади снимка, я увидела знакомое лицо. Ефремову! Ту проверяющую, которой Полянский солгал!

Она стояла в конце коридора и разговаривала с каким-то врачом. Наверное, пришла в поликлинику по делам.

Стас заметил мое замешательство.

– Что случилось? Почему ты заволновалась? Это не мозоль? Ты перепутала? Кость не срастается? Катя, пожалуйста, не молчи! Это мозоль?

– Да мозоль, мозоль!

– А что с тобой?

– Там Ефремова, – наконец сказала я.

– Какая Ефремова? – удивился он.

Я объяснила.

– Точно! – парень внимательно пригляделся к Ефремовой, которая по-прежнему беседовала с врачом.

Мы молчали. Без слов было понятно, что каждый из нас вспомнил ту неприятную ситуацию, которая случилась два месяца назад.

Проверяющая попрощалась с врачом и направилась к выходу.

И тут Стас резко вскочил, схватил костыли и, бодро стуча по кафелю, помчался к ней.

– Женщина! Подождите! Подождите!

Он не знал имени и поэтому обращался словом «женщина». Не крикнет же он «Ефремова»!

Она остановилась и недоуменно посмотрела по сторонам.

Так же недоуменно огляделись и все женщины на этаже.

Я приросла к стулу. Зачем он пошел?!

Стас что-то эмоционально говорил и кивал на меня. Она слушала и смотрела в мою сторону.

Я не выдержала взгляда, и, встав со скамейки, ушла за угол коридора.

«Зачем? Что он говорит?» – лихорадочно думала я, хотя понимала – говорит о той встрече. Что же еще?

Вскоре я услышала стук костылей. Ко мне свернул Стас.

– Зачем ты это сделал?

– А что, мне нужно было промолчать?

Стас прав. Он поступил правильно. Было бы гораздо хуже, если бы остался сидеть.

– Что она сказала? – затаив дыхание, спросила я.

– Сказала, что ей жаль, что так вышло…

Я немного расстроилась. В глубине души надеялась, что Ефремова захочет что-то исправить, поговорить, а она: «Жаль, что так вышло…»

– Ладно… наша очередь… – вздохнула я.

Мы вышли из-за угла и подошли к кабинету. Кроме нас, к травматологу никого уже не было.

Полянский почему-то стоял у двери и не входил.

– Мне страшно, – признался он.

Было удивительно слышать от этой высокой горы мышц, что ему страшно заходить в кабинет к врачу.

– Я тебя не брошу, вместе пойдем.

– Не бросишь? – внимательно посмотрев на меня, переспросил он.

Почему-то стало ясно, что он имеет в виду не просто поход к врачу, а спрашивает о чем-то более глубоком…

– Не брошу, – пообещала я.

Я ощутила, что сейчас, возле двери в кабинет травматолога, происходит что-то очень важное. И Стас это чувствовал.

Он присел на скамейку, сложил костыли и, серьезно глянув своими серыми глазами, сказал: