— Ну, до свиданья, герой, в добрый путь! — Она мягко положила мне руку на голову, не боясь запачкаться, и хорошо улыбнулась. В коридоре толпилась большая очередь, было накурено. На скамьях я увидел многих своих попутчиков. Прощание на ходу, вопросы: «Ну, что?» «Куда?» «Где встретимся?». В карман толкнули французскую булку.
На дворе шел снег и тут же таял. На голых деревьях ежились вороны. По улице проносились извозчичьи фаэтоны, разбрызгивая колесами грязь. Мои расквашенные «джимми» с несоразмерными носками цеплялись за все неровности дороги. Шли долго, наконец выбрались за город, и мой провожатый остановил меня:
— Видишь огни на горе? Это коммуна имени Дзержинского, хороший детдом для таких пацанят, как ты. Учатся, работают, кино смотрят, там и кормят, обувают, одевают.
Я увидел большое здание, освещенное электрическими фонарями. Услышал звук трубы — какой-то сигнал.
— Отсюда и не подумаешь бежать, только бы приняли, — говорил Игнат Данилович.
— А чего? Большая охрана?
— Охраны никакой!
— А как же?
— Сам увидишь!
— Чудно, нет охраны и не убегу?!
Здание вырастало, четче стали его контуры. По бокам входной двери две башни над крышей. На башнях алые фланги, освещенные прожекторами. Открыв массивную с красивой витой ручкой дверь, мы вошли в вестибюль с гардеробами по обе стропы, забитыми одеждой. Через два шага — лестница из гладкошлифованных ступеней, над которыми возвышалась девочка в строгой форме, с винтовкой. Из-под синего берета спадали аккуратно причесанные темные волосы. Направленные в мою сторону глаза что-то требовали. Потом послышался ее голос:
— Вытирайте ноги. Вам к начальнику?
Дежурный, парнишка с красной повязкой на рукаве, повел нас по длинному коридору с чистым полом из красных и желтых плиток. На стенах — газеты, плакаты, объявления. Все вдруг слилось в одну неясную линию, мною овладело волнение перед чем-то неизвестным, особенно — перед дверью с дощечкой: «Начальник коммуны». Дежурный постучал. «Да!» — коротко ответили за дверью, и мы вошли.
Большая комната; от яркого освещения пришлось поморгать и протереть глаза. Стройный человек в очках стоял возле письменного стола и что-то резко говорил собеседнику, сидевшему напротив, пожилому, полному, в буржуйском костюме и лакированных ботинках. Тот, что в очках, вопросительно взглянул на нас, его строгие глаза охватили всю мою незадачливую фигуру. Мне показалось, он просветил меня насквозь, понял мои мыслишки и маленькие мои тайны.
— К сожалению, у нас нет мест, — сказал он хрипловатым, усталым голосом.
До меня не сразу дошло значение его слов. Я смотрел на начальника, что-то притягивало к нему. Но что я мог сказать?
— Как же так, — вступился Игнат Данилович. — Мальчика направили сюда, сказали — примут, обязаны принять. Бесфамилова направила. Вот мы и пришли. — Он комкал свою фуражку. На паркете от моих башмаков натекли грязные лужицы. Я смотрел на них с ужасом.
— Как тебя звать? — Голос начальника стал теплее.
— В бумагах все написано! — вырвалось у меня с отчаянием.
— В бумагах разное пишут. Я хочу знать твое имя от тебя самого, настоящее.
— Ленька меня звать, а кличку не скажу.
— У нас клички не спрашивают, забудь ее.
Позднее время, длинная дорога, слякоть и предстоящее возвращение неизвестно куда... Стало жарко, пересохло в горле.
— Товарищ Анисимов, ССК ко мне! — распорядился начальник. — А вы присядьте.
Я боялся сдвинуться с места, чтобы не размазать грязь, но начальник пододвинул стул, и я сел. В кабинет юркнул пацан с тряпкой в руках и покосился на мои ноги. Вытирал неспешно, с умением. В дверь втиснулась еще одна голова и тут же скрылась.
— По вашему вызову секретарь совета командиров Теренин прибыл! — Перед начальником стоял подтянутый мальчик и ждал распоряжений.
— Принимай новенького, товарищ Теренин!
— Есть принять новенького, Антон Семенович, — снова козырнул секретарь, сокращенно ССК.
— Да, кстати, а сколько будет дважды два?
— Это мне? — удивился я. Конечно, не Игнату Даниловичу!
— Так я уже дроби проходил...
— То дроби, а ты ответь мне целые.
— Четыре, — неуверенно сказал я, подозревая скрытый подвох.
— На первый раз довольно. — Антон Семенович передал мою родословную Теренину: — В приказ. И покормить ужином. Об остальном ты знаешь.
Мы вышли в соседнюю комнату, не меньшую чем кабинет начальника. Вдоль стен — стулья, между окнами — письменный стол. На стенах портреты. В установившейся тишине Теренин спрашивал, скрипел пером.
— У тебя родители есть? Есть. Почему ушел?
— Хотел на работу, помогать отцу. Он насекал мелкие напильники и ослеп. Мать от нас ушла... — Я хотел рассказать подробнее, но Теренин перебил:
— Ладно, потом расскажешь, мы не очень копаем прошлое.
Теперь я подробнее рассмотрел этого ССК: плотный, ладный, лет восемнадцати. Верхняя губа чуть раздвоена, лицо округлое, свежее, светлые волосы с завитками, глаза со смешинкой. Одежда подчеркивала стройную фигуру. Рубашка защитного цвета, широкий ремень, галифе, хорошие ботинки. Как все это было далеко от меня!