Большая скука

– Вы так считаете? Вот смотрите! – Он подносит руку к своему слуховому аппарату. – Небольшой недостаток порождает у меня целый комплекс… Другой недостаток, – тут он указывает пальцем на голое темя Берри, – и у моего ближнего начинает проявляться комплекс иного рода…

– Хиггинс, вам вроде бы уже сказано… – пытается прервать его толстяк, но безуспешно.

– А сколько всевозможных комплексов разъедает наше общество? Да их не перечесть!..

Он замолкает на минуту как бы для того, чтобы нарисованная им картина как следует оформилась в моем сознании, потом делает большой глоток виски и продолжает:

– Бедность с той же неизбежностью порождает комплексы, что и плешивость! – Берри недовольно ерзает в своем кресле. – А богатство? А власть? А бесправие? Все это источники комплексов. И вот она, причина всех ваших социальных конфликтов!

Тощий делает новую попытку ткнуть указательным пальцем мне в глаз, что побуждает меня – пусть это не слишком вежливо – осторожно повернуться к исполнительницам.

«Невеста» тем временем уже сняла с себя решительно все, кроме туфель, и, приняв от горничной длинную венчальную фату, прикалывает ее с невинным видом к волосам. Огромное зеркало открывает перед публикой широкие возможности созерцать фигуру женщины с двух фасадов одновременно, и она кривляется перед ним довольно долго, чтобы даже самые придирчивые зрители могли закончить свое исследование. Наконец, сделав последний тур вокруг собственной оси, красотка в сопровождении служанки, поддерживающей край вуали, направляется к воображаемой церкви, а в зале звучат заключительные аккорды оркестра и вялые аплодисменты публики.

– Брак… это всего лишь миф среди множества других… – не унимается Хиггинс, который после моего бесцеремонного поступка снова соблаговолил взглянуть на «артисток».

– Мистер Хиггинс, когда вы наконец перестанете надоедать нам своими банальностями? – не удержалась Дороти, до этого поглощенная стриптизом.

– Неужели аттракцион, который мы наблюдали затаив дыхание целых десять минут, намного оригинальнее моих концепций? – спрашивает тощий, щедро разливая виски в бокалы и на белоснежную скатерть.

– Во всяком случае, ее аттракцион куда интереснее вашего.

– Быть может, вы хотите, чтобы я тоже разделся догола?

– О, ради бога, не надо! – восклицает Дороти с гримасой ужаса на лице.

– Над чем вы сейчас работаете, дорогой Коев? – возвращается Берри к однажды начатому разговору.

– Над теорией индустриального общества, – отвечаю, не моргнув глазом, поскольку подобного рода вопросы предусмотрены заранее.

– Это как раз то, что могло бы заинтересовать моего издателя! – снова встревает в разговор Хиггинс, который ни минуты не может помолчать.

– Собственно, речь идет о критике упомянутой теории, – поясняю я, чтобы охладить его энтузиазм.

– Все равно. Тема интересная, с какой стороны ни возьми, – великодушно машет рукой Хиггинс, едва не свалив бутылку.

– А что вы получите за этот труд? – спрашивает Берри.

– Пока я его не закончил, не могу сказать.

– А все-таки, примерно?..

– Давайте его мне, и я вам обеспечу по меньшей мере двадцать тысяч… – с прежним великодушием заявляет Хиггинс.

– Опять тысячи, опять доллары, – с досадой вздыхает Дороти. И обращается ко мне: – Пойдемте лучше потанцуем.

То ли оттого, что сегодня понедельник, или потому, что это довольно дорогое заведение, людей за столиками не так много, танцующих пар – тоже, так что такому посредственному танцору, как я, есть где маневрировать. В сущности, это моя дама маневрирует, а я лишь подчиняюсь ей да ритму танца. Тактика не столь уж плоха для иных дебютантов: вместо того чтобы шарахаться в сторону и тем самым вызывать подозрение, порой лучше прикинуться наивным простачком и временно поплыть по течению, чтобы иметь возможность сориентироваться в обстановке, точно определить особенность танца и понять, зачем понадобилось тебя в него вовлекать.

Дороти плотно прижалась ко мне и смотрит мне в лицо своими большими глазами, не боясь, что я прочту в них ее тайные мысли.

– Михаил… Это звучит совсем как Майкл…

– Потому что это одно и тоже имя.

– Правда? Ах, сколько воспоминаний вызывает у меня это имя!..

– Надеюсь, я не напомнил вам о вашей первой любви?

– Об одной из первых. Время бежит, и воспоминания множатся… Я ведь уже, можно сказать, пожилая женщина, Майкл!

– Не клевещите на себя.

– Вы поверите, через месяц мне исполнится тридцать?

– Не может быть. Больше двадцати пяти вам не дашь.

– Вы ужасный льстец, Майкл. Вечно бы слушала вас!

Мимолетная тень, набежавшая на ее лицо, когда речь шла о неуловимом беге времени, сменилась мечтательным выражением, и большие глаза глядят на меня с подкупающей откровенностью опытной женщины. В этот миг я, может быть, впервые замечаю, что у нее красивые глаза, темные, кажущиеся глубокими, что она и сама все еще хороша. Возможно, именно сейчас она находится в расцвете своей красоты, хотя женщины обычно сами омрачают этот период, угнетая себя мыслями о роковой неизбежности грядущего.