Большая собака

– Для того, чтобы говорить о всякой прекрасной ерунде? – несмело уточняет будущий Автор, глядя в ярко-бирюзовые солнца, подсвеченные морским закатом.

– С удовольствием поговорю с вами о всякой прекрасной ерунде, – улыбается он. – Только позвольте я вам подстелю, чтобы вы не сидели на прохладном песке. – Ярко-бирюзовый знакомец скидывает льняной пиджак, складывает его, разглаживает, кладёт на песок поближе к линии прибоя и говорит: – Прошу! Трон для принцессы готов. Потому что ваше имя на самом-самом деле вовсе не будущий Автор, и уж тем более не женщина. С девочкой я бы ещё согласился, но только никак не с бывшей. Вот куплю вам трусы самого целомудренного фасона, и вы снова будете девочкой. Которой и не переставали быть.

И так он всё это говорит, что будущему Автору кажется, что всё то действительное, что когда-то мелькало за окнами, – тут. Не за окнами. В их доме. Всегда было и никуда не уходило, и никто не умирал. И в их доме, в котором они живут уже тысячи тысяч лет, воды времени бесконечны. Просто они не стоялые воды, не покрывающиеся ряской, а бесконечно струящиеся. Смерть и возрождение вечности. Живой круговорот вод времени в природе пространства. И в солнечном сплетении будущего Автора водопады и радуги сливаются с морями и небесами, и ни один художник, как бы гениален он ни был, не напишет эту картину. Ни один писатель не поймает и не «закрутит» его в «банку» рукописи, как бы ни старался. Ни даже музыка, никакая другая всего лишь несовершенная оболочка не явит миру форму существования любви, ибо у неё нет формы, и её не запишешь условными знаками, будь то мазки, буквы или ноты. В нежанровости, в неподчинении, в неуловлении, в невозможности зафиксировать ни объект, ни его отражение и зарыта самая большая собака того самого Бога, которого нет. Который есть Любовь, рождающая саму себя всегда и везде – от волнорезов Чёрного моря, балтийской непогоды и поволжских плёсов до океанского побережья другой стороны глобуса и самой Луны. Любовь, разлитая в безвременье. Прямое же её восприятие возможно лишь между двумя точками Откровения. Хотя и эти слова, слова, слова, слова – пустышки. За ними – мрак, за ними – ничего. И голова, как предисловье к книжке. И тьма похмельная и тишина всего… Просто вари своё царское варенье… Вот так он, статный молодой человек по имени Илья, всё это говорит до боли знакомым из снов, незнакомым, красивым бархатным взрослым мужским голосом будущему Автору.

– Ну раз так, то ладно, – соглашается Автор, всё ещё не веря в богоявление, как будто сойди сейчас с небес «канонический» старик с бородой, было бы натуральнее. Как будто будущий Автор не стала бы его дёргать за нимб, проверяя на предмет бутафории, оглядываясь в поисках затаившихся разыгрывающих её шутников. «Будь твоя вера с горчичное зёрнышко…», но и такой меры малой в будущем Авторе нет, как нет её и ни в одном из читающих сейчас эти строки. Но Автор садится на льняной пиджак, потому что, не веря и не понимая, уже просто сразу всё знает.

– Вот скажите, Илья Михайлович… Давайте будем считать, что я встретила бога. Вот случайно, сентябрьским вечером, на пляже 13-й станции Большого Фонтана я встретила бога. И спросила его: «Илья Михайлович, утопиться мне или нет? Потому что мне так странно то, что они считают нормальным. А меня, вполне нормальную, считают странной, если не сказать сумасшедшей. И что делать бедному будущему Автору?» Отвечайте. Как скажете, так и сделаю.

Красивый молодой человек без пиджака Илья Михайлович делает очень серьёзное, соответствующее моменту лицо, с минуту торжественно пучит яркие глаза, надувает щёки и говорит будущему Автору:

– Сейчас я вас поцелую, потом мы пойдём есть мороженое, чуть позже – ко мне в гостиницу незаконно совокупляться целую вечность, потому что пожениться сегодня уже не успеем из-за их дурацкого интервального времяисчисления. Ибо Ты говоришь: «Скажи». Я сказал Тебе. Не будь я неслучайно встреченный Господь, Бог Твой!

Будущий Автор не выдерживает и прыскает, и весь мир становится красивым молодым человеком без пиджака, целующим её в глаза. И мир начинает пахнуть морской солью, корицей, ванилью, влажной щенячьей шерстью, пасхальными куличами, сосновой и вишнёвой смолой, клубникой «виктория», лунной пылью, пшеничным самогоном, бочковыми солеными огурцами, «кладбищенскими» неправильными цветами каллами, русскими белыми грибами, и будущий Автор плачет, как маленькая. Как будто во время поцелуя ей наложили швы на порезанную аж до мяса душу.

Оказалось, что это совсем не больно.

Примерно вот так:

БЕЗУМИЕ[87]