Большая собака

– Вот он, старик Пустобрех, и есть бог, когда ты на волнорезе, – усмехается бабушка и, забыв о Поле, продолжает заниматься своими делами.

– Ну и ладно. Пусть бога и нет, только я ещё хочу таких бисквитов, как ты весной пекла в круглых банках. И чтобы изюма побольше.

– Непременно, детка, непременно. В следующем году.

– В следующем году?! – округляет глаза Поля. – Я, может, и не доживу вовсе аж до следую-ще-го го-да, – по слогам произносит она, смакуя огромность непознаваемого ребёнком интервала времени. – Сейчас испеки.

– Ну, ладно. В субботу, – соглашается бабушка. – Вместе испечём. Действительно, вдруг одна из нас до следующего года не доживёт. Оставшаяся будет знать и уметь. Пару часов возни с тестом того стоят.

– Ладно. Щас. – Поля ещё пару минут сидит на ветке, чтобы Витька помучился. Ни за что в жизни она не признается ему, что завидует. Люто, бешено завидует его счастью, по сравнению с которым все разрешённые летние трусы, майки, походы со стариком Пустобрехом на свежее рассветное море за мидиями и морскими коньками и даже наплевательское отношение родителей к отсутствию панамки на льняной голове ничего не значат.

У Витьки есть собака. Большая собака.

БОЛЬШАЯ СОБАКА.

Огромная собака Дик.

Она, конечно, не то чтобы у Витьки. Вообще-то это Бусина собака. Огромный лохматый кобель-волкодав сидит на цепи и, сколько Поля помнит – то есть все свои долгие-долгие пять лет, – Дика ни разу с цепи не спускали. Всё лето он сидит в обособленном углу двора и подпускает только Бусю, всех остальных останавливая глухим равнодушным рычанием, помноженным на выражение морды. Настолько равнодушным и настолько помноженным, что ни малейшего сомнения в его намерениях не остаётся. Подойди кто-то ближе допустимого, и он будет укушен. Укушен тихо и жестоко. И Бусиной дочке – Витькиной бабушке, и Бусиному внуку – Витькиному отцу, и тем более самому Витьке строго-настрого запрещено подходить к Дику.

Царство Дика чуждо дачной безалаберности. Буся спускает пса с цепи лишь поздней осенью, когда её семейство уезжает в город, в Треугольный переулок, находящийся в четырёх кварталах от «зимней квартиры» Полиных родителей – это очень-очень далеко, и зимой к Витьке просто так не пойдёшь в трусах, майке и без взрослых. Тогда Бусины ворота и калитка закрываются наглухо на щеколду и навесной замок. Дик медленно обходит свои владения с лишь ему одному известным временным интервалом, а в между – ложится на асфальтовой дорожке, поглядывая на редких прохожих в подзаборную щёлочку. Лениво, сонно и как бы нехотя. Но стоит кому-то подойти к Бусиной калитке и не позвонить в отмеренное Диком время в пупочку звонка, как случайный ротозей или потенциальный злоумышленник знакомится с мордой Цербера ещё при жизни. Пёс единственным стремительным мягким движением мощного мускулистого тела забрасывает передние лапы поверх калитки, мгновение смотрит в глаза окаменевшего несчастного, бесшумно до предела раскрывает чёрную пасть, полную белоснежных зубов, и даёт очередь предупредительного уханья, сопровождаемую обильным выбросом слюны в лицо чужака.

Бусин огород не обносят никогда. С Бусиного двора не исчезают велосипеды, резиновые сапоги и садовые ножницы.

С поздней весны до поздней же осени Дик – узник цепи. Он не рвётся, не заливается беспричинным лаем, требуя справедливости, и даже не отрабатывает пищу гавканьем на незнакомцев. Случайные люди во дворе не появляются, а брехать на тех, кто пришёл с хозяевами, – глупо. Это может себе позволить только зелёный юнец или пожизненный паяц, вжившийся в свою роль настолько, что уже забыл, какая она, собственно, жизнь. Всё это Поля читает в глазах Дика так же легко, как большие буквы на вывеске кинотеатра «ЗОЛОТОЙ БЕРЕГ».[4] Дик никому не смотрит в глаза. Даже Бусе. Только Поле. Издалека. Когда Поля смотрит в глаза Дика. Издалека.

Дик не любит людей. Дик не любит Бусю. Он с ней сжился, как сживаются в долгом браке, связанном детьми и финансовыми обязательствами, давным-давно опостылевшие друг другу мужчина и женщина. Буся отвечает ему взаимностью нелюбви. Буся не любит Дика. И, вероятно, никогда не любила. Любил ли её Дик, сказать сложно. А сами собаки не говорят словами.

Дик притягивает Полю куда больше Костанди, Макса и абрикосов, вместе взятых. Но подойти к нему и растопить животное равнодушие, нежно погладив по заветной собачьей полоске – между глаз и по носу, – нет никакой возможности. Витька боится Дика больше смерти от неведомой лейкемии, маминой-папиной аллергии и пуще Буси. В те благословенные моменты, когда последней хотя бы пару минут нет во дворе, в саду или огороде, Поля начинает своё маленькое путешествие из шалаша в ареал саркастично усмехающегося Дика, ощерившего пасть, глядя прямо ему в глаза. Но каждый раз толстый рыхлый трусливый Витька истерическим воем: «Бу-ся-а-а-а! Поля к Дику идё-о-о-от!!!» – оглашает весь Сиротский переулок и окрестности, губя предприятие по обольщению пса на корню.

Номинально, детски Дик считается Витькиной собакой.