Большая Сплетня

— Мы произвели выемку документов из реестродержателя, — равнодушно зевнул он, — кстати, нотариуса вашего мы тоже нашли... Она подтвердила законность и добровольность выданной вами доверенности... Вам лучше признаться, Игорь Сергеевич... Правда, лучше!

— Мне не в чем признаваться! — возмутился я. — Я ничего не собирался красть. Это небольшое семейное недоразумение. Дело в том, что пропавшие акции принадлежат моему будущему тестю. Между прочим, после свадьбы он должен был передать их мне в доверительное управление... Но они мне срочно понадобились, поэтому я с дочкой Якушева, моей невестой...

Следователь ожесточенно почесал затылок.

— Ты хоть бы врал складно, — брезгливо поморщился он. — Думаешь, я читать не умею? Вернуть хотел... В нотариальной доверенности черным по белому сказано: акции переданы для голосования, продажи или для иных действий, предусмотренных Законом о ценных бумагах.

— Где? Не может быть! Это ложь! Ложь!

— Гляди! — Лист, украшенный моей восторженной подписью, взмахнув в воздухе исписанными крылышками, улегся на стол.

— «Для голосования, продажи или для иных действий», — упавшим голосом прочитал я. — Это не та доверенность, я не подписывал ее... Ее подписывал не я... Текст был другой... И подпись тоже не моя...

— Проверим! — равнодушно кивнул следователь. — Если не твоя подпись — тогда, конечно, проверим. Экспертиза месяца полтора займет, а ты пока посидишь...

Я застонал.

— Нет... — быстро одумался. — Это только затянет время. Подпись, кажется, моя, просто раньше в договоре не было пункта о продаже акций. Во всяком случае, я его не помню... Позовите Михайлова... Дану Якушеву... они все объяснят... я не виноват... я не хотел...

— Ясен пень! — философски обронил следовать, закуривая. — Все вы так говорите...

Когда меня вели обратно в камеру, я был на грани нервного срыва.

Еще час в камере... Два... Три... Сутки, двое... Чего только я не передумал за это время, чего только не понял! Ничего не понял...

Итак, никто не спешил вызволять меня из заключения. Так всегда: как только тебе покажется, что хуже не бывает, в следующую минуту обязательно станет еще хуже.

И стало...

Следующая встреча со следователем произошла ровно через двое суток. Правосудие в нашей стране в высшей степени неторопливое! Упрятали честного человека в кутузку — и в ус не дуют!

В кабинете, кроме главного вершителя моей скромной судьбы, находился еще некий гражданин, которого я поначалу не узнал.

— Ты тут просил встречи с Михайловым, — тускло проговорил следователь, давно уже утративший церемонное «вы».

Я внутренне оживился — если можно считать оживлением тоскливое ощущение непоправимости происходящего.

— Михайлов — вот он...

Я обернулся. Это был тот самый нервный тип из самолета! Тот самый постоялец из номера люкс заштатной нефтегорской гостиницы! Тот самый, который несколько раз попадался мне на глаза накануне собрания!

— Это не Михайлов! — ошарашенно воскликнул я.

— Я его узнаю! — встревожился нервный, возбужденно подпрыгнув на стуле. — Это тип, который за мной следил — и в самолете, и в гостинице... Наверное, он готовил покушение. Я готов дать показания, пишите!

— Запишем, — проговорил следователь, наружно остававшийся все таким же расслабленным.

— Это не тот Михайлов! — в свою очередь возмутился я.

— А какой Михайлов вам нужен?

— Другой, не этот... Отец моей невесты, Лены, владелец тех самых акций... Я его знаю, он такой пузатый, лысый... Мы с ним встречались однажды... А этого я не знаю! Это не он, не Михайлов!

Я возмущенно выталкивал из горла обрывки бессвязных фраз.

— Перед вами владелец похищенных бумаг Илларион Филаретович Михайлов, тот самый, кто вам нужен! — возразил следователь. — Свои права на похищенные акции он подтверждает выписками из лицевого счета, договорами о купле-продаже и так далее...

— У меня даже и дочери-то нет! — обиженно выкрикнул Михайлов. — Только два сына. И молодая жена по имени Алена.

Но кто же тогда Лена?.. И почему она... Я схватился за голову.

— Прошу вас... умоляю... Позвоните Дане Якушевой, она все знает. Она все вернет. Она моя невеста... Я позволил ей распоряжаться акциями, чтобы она согласилась выйти за меня замуж... Мы хотели, проголосовав, честно вернуть бумаги их законному владельцу... Поймите, это было для нас так важно!

— Во заливает! — фыркнул самозванец Михайлов.

— Не понял, у вас что, две невесты? — удивился следователь. — Многоженец, что ли?

Было так сложно все объяснить... Просто невозможно!

— Позвоните Якушевой! — в нервном ступоре бормотал я. — Это недоразумение, ужасное недоразумение... Я не думал... Не хотел... Дана сказала мне...

— Да звонил, звонил я ей, — обронил следователь, покачиваясь на ножках стула, как будто он находился не в государственном учреждении, а в пивном баре.

Я замер в последнем приступе надежды.