— Так что твоя невеста?.. Она красива? Впрочем, зачем я спрашиваю... Не существует влюбленных женихов, не верящих в то, что их суженая — самое очаровательное создание на земле! Впрочем, ты не слишком похож на влюбленного...
— Дана действительно потрясающе красива, — заметил я небрежно. — Кроме того, у нее светлая голова. Мозги и красота — уникальное сочетание в женщине!
— Практически невозможное, — подтвердил Витек.
— Кстати, сейчас она организует свою фирму-депо. Ну, сам знаешь, тебе сдают сведения о том, кто из честных граждан купил-приобрел акции, a ты их регистрируешь и понемногу гребешь за это денежки. Правда, средства небольшие, но, сам понимаешь, птичка по зернышку... К тому же дело полезное: опыт работы с ценными бумагами, расширение деловых связей и так далее...
— Ага, — подтвердил Витек, — дело стоящее — для женщины, конечно. Работа непыльная, деньги верные, накладных расходов — минимум.
— Кстати, со временем Дана планирует не только обслуживать счета-депо, но и хранить реестры предприятий, пока такое совмещение разрешено законом. И если твоя компания согласится перевести к ней реестр акционеров... Я готов выбить для вас льготные расценки!
Физиономия Витька опять стала настороженной, как у бульдога, учуявшего дохлого голубя. Читаю в его глазах, будто в бегущей строке: «Знаешь, не думаю, что... Так вот зачем ты... Понимаешь, я один ничего не решаю...»
— Конечно, свой процент ты заработаешь, — торопливо говорю я.
Витек затравленно поглядывает на часы.
— Совсем забыл, — говорит, поднимаясь, — у меня встреча...
Бросив торопливый взгляд в сторону выхода, как будто намечая путь к отступлению, поднимается из-за стола.
— Десять тысяч! — заявляю я, точно бросаясь в омут. — За то, что реестр акционеров «Стандард Ойл» перейдет в фирму Якушевой.
Витек медлит. Его пальцы, обрызганные рыжими волосками, дрожат, отбивая стаккато на гладкой поверхности стола.
— Ты серьезно? — спрашивает, бдительно вздергивая бровь.
— Абсолютно! Но конечно, не сразу, а по факту перевода... Кстати, где он сейчас хранится, этот ваш реестр?
— В депозитарной фирме «Инкол-регистр», — произносит он торопливо. — Адрес — Солянка, 23... А как будет осуществляться расчет? Зачислением на банковский счет или наличными?
В его зрачках разгорается алчное пламя, усиленное алкогольными парами.
— Договоримся! — небрежно бросаю я.
А сам мысленно повторяю: «Солянка, 23».
ОНА
Он удачлив, как будто родился с серебряной ложкой во рту. Его уверенный вид показывает: я на пути к цели, я почти подобрался к ней.
На меня Ромшин больше не обращает внимания, зато с Леди Ди при встрече обменивается молчаливыми взглядами, в которых читается взаимопонимание двух авгуров, смухлевавших во время праздничных ауспиций.
Мне он ничего не рассказывает. Зачем? Я ведь теперь для него ничего не значу! Как не значила никогда. Только — тело, послушно принимающее пластические позы, только — услужливый ум, только...
Но станет ли Якушева делать для него то, что делала я? Или сразу после использования отправит на свалку офисных отходов? Куда выбрасывают клерков, отслуживших свое? Слишком много знавших и слишком мало умевших?
Но сейчас он весь во власти Большой Сплетни, и ему нравится эта власть. Игорь опьянен ею.
Он замечает, лениво покачиваясь на стуле:
— Вчера играли в гольф. Отличная игра!
И все понимают, с кем он играл. Уважительно молчат, домысливая подробности.
Он произносит:
— Не так-то и хорош этот «порше», как его рекламируют. Я предпочел бы обыкновенный «БМВ».
И никто не хихикает над ним, не говорит: «Срочно покупай, пока не подешевело» или еще что-нибудь язвительное.
Он зевает:
— Эти ночные клубы — такая скука! Всегда одно и то же!
И никто не подкалывает его ехидно, не фыркает: «Особенно когда на них нет денег!»
Теперь все признают его право на гольф, на «БМВ», на ночные клубы. Все признают его право на Леди Ди. Все признают его право на должность, начальника отдела.
И когда он становится начальником отдела, все сотрудники покорно склоняют выи в знак своего абсолютного повиновения. Никому не жалко Фирозова, отправленного на пенсию, никто не удивляется, за что Ромшина продвинули по службе. Все принимают это как должное.
И я тоже принимаю. Теория американских психологов оказалась верной на сто процентов.
Отныне не будет едких подколок и пренебрежительных усмешек. Отныне будет то, о чем он так долго мечтал: демонстративное уважение, угодливость, раболепный изгиб позвоночника.
Терехин молча сжимает обеими руками седоватые виски, зависая над столом. Губасова еще ниже склоняется к бумагам. Попик, тайно вздохнув о новой парочке сомиков, рьяно погружается в работу. Разведенки, тихо пошушукавшись, начинают обхаживать новое начальство. Таня несет шефу свежезаваренный чай, Тамара — блюдечко с печеньем.
Так вот как выглядит воплощенная мечта! Так вот какая она — с мерзким душком, с ароматом подобострастной гнильцы, со сладковатым трупным ядом.
— Игорь Сергеевич, — вскакиваю, — бумаги, которые я должна...