— Ну уж Эльзу-то он не скинет, Лернер ему не даст, — объясняет Попик с гримасой превосходства.
Занимался бы лучше своими рыбками!
— Нет, знаешь, Лернер уже не тот, — возражает Терехин. — Он Крысанова боится, потому и избавляется от компании.
— Да кто такой этот Крысанов? — фыркнула Губасова. — Обычная чиновничья пешка! Что он сделает против Фукиса? Против этой американской акулы с его миллионами?
— Есть сотни методов! — высокомерно усмехается Попик. — Тем более что у Фукиса рыльце в пушку... Можно, к примеру, натравить на него ФБР!
— У ФБР на Фукиса ничего нет, иначе он давно бы видел мир в клеточку... «Стандард Ойл» практически у него в кармане.
— Ну, я бы так не сказал... Компания может продать активы, может выпустить дополнительную эмиссию акций, можно, наконец...
Я уважительно посматриваю на Попика: чего только в его огромную голову не понапихано, а этот увалень рыбками интересуется!
В перерыве набираю номер Галактионова. С нежным придыханием в голосе спрашиваю:
— Ты ждал моего звонка, правда? Скажи, что ждал!
— Ну что еще? — мрачно интересуется он.
— Тут у Даны идея возникла... Без твоей помощи нам не справиться...
Витек быстро соглашается на встречу.
Чтобы подразнить его, намекаю на клюквенный пирог. Спрашиваю: «А ты думал обо мне?» Протяжно вздыхаю в ответ на лживое «Да, конечно»... Ласково шепчу в трубку:
— До вечера, Витюша... Буду тебя жда-ать! Давлюсь от беззвучного хохота, нажав «отбой». Я так близка к осуществлению своих планов, что даже Ромшин не сможет им помешать! Правда, сейчас он увлечен своим жениховством и проходит мимо меня с потусторонним лицом. Не видит, не смотрит, не замечает...
Но я-то замечаю все! Замечаю собачью преданность, которую выражает его лицо при появлении Якушевой, замечаю тщательно ретушируемую тревогу, которую не скрыть бравадой, замечаю подкожный страх, заставляющий его вздрагивать и ежиться, когда к нему обращаются с вопросом. Чего он боится?
Мне это пока не известно, но я обязательно узнаю!
Галактионов сомневается в эффективности предложенного лекарства — равно как и в успехе всей затеи.
— Да, мы уже составляли проект дополнительной эмиссии, — скучно тянет он. — Но Лернер не захотел принять акции в счет погашения долга, и выпуск бумаг заморозили.
— Почему не захотел? Это же выгодно!
— Откуда мне знать? — Витек пожимает плечами. — К нему в голову, знаешь ли, не залезешь. Выпустить бумаги просто, а вот продать... Долго и нудно!
— Если бы нам удалось уговорить Лернера! Если нам удастся его уговорить... — Я раздвигаю губы в мечтательной улыбке, посматривая на своего визави. — Не хотелось бы загадывать так далеко, но... но, по-моему, тебе светит пост председателя совета директоров!
— С чего ты взяла?
Я демонстративно молчу. Многозначительно молчу.
Это сказала я — разве ему мало?
Вечерний пряный пар зримо густел в овражных логах, травы томились, наливаясь соком, вдали молодецки ухала электричка, с разбегу подлетая к платформе.
Фирозов слушал меня не перебивая.
Мы сидели на мосту через протоку, под ногами мягко журчала текучая вода, привнося в разговор нотку зыбкости, неуверенности, тревоги...
— Ты сама это придумала? — оборвал он меня, глядя расфокусированным взглядом в розовеющую закатную даль.
— Ну... — замялась я. — Как-то связалось все в единый узел... Так вы поможете мне?
— Ну, — вздохнул он. — На Каймановых островах тепло и сыро и все цветет пышным цветом... Мне не хотелось бы все потерять...
— Если собрание закончится в пользу Лернера, акции новой эмиссии значительно поднимутся в цене против номинала. Вы заработаете кучу денег.
— А если нет? — спросил он.
Мы помолчали.
— А ему не позавидуешь, — обронил он вполне равнодушно. — За что ты так ненавидишь его?
Я поняла, о ком речь, но отвечать не стала.
— Если уговорить Лернера... — переменила тему.
— Об этом не волнуйся! — усмехнулся Фирозов. — Лернер согласится — я уверен.
Я вскинула на него удивленный взгляд.
— Для него нет большего удовольствия, чем натянуть Фукису нос, — объяснил Фирозов. — У них давние нелады.
И поведал вполне обычную историю.
Все началось, когда Лернер и Фукис учились в одном институте. В молодости они были друзья неразлейвода, вместе ездили на картошку и в стройотряд, вместе влюблялись в признанных факультетских красавиц. Во всех делах — как мушкетеры, даже куда ближе и благороднее. Как пальцы одной руки, как зубы в одной челюсти, как два близнеца в одной утробе! До тех пор, пока не встал вопрос об аспирантуре на престижной кафедре — что-то там про углеводороды и методы их переработки. Ведь место было всего одно!
И не надо думать, что Лернер скромно удалился в сторону, уступая своему другу звание аспиранта. И не надо думать, что из благородства Фукис отказался от дружеской жертвы и, завернувшись в плащ, отошел в сторону, чтобы достойнейший последовал путем избранных.