Большая Сплетня

Она уверяет, все будет шито-крыто, она сделает так, что никто ни о чем не догадается. Акционеры только на собрании узнают, что число голосов, которыми они могут распоряжаться, меньше ожидаемого! Конечно, кое-кто начнет протестовать — но будет уже поздно, никакие крики не смогут повлиять на результат подсчета голосов, ведь их количество по закону определяется на момент начала заседания! Кто первый зарегистрировался — тот и прав. А оспорить результаты собрания нельзя...

И откуда только она знает эти тонкости? Наверное, от отца...

Но я, благодарно поцеловав глупышку, великодушно отказываюсь от предложенной ею жертвы. К тому же времени маловато, да и риск велик... Неохота жертвовать своей свободой — и ее тоже. Ведь ее свобода — это одновременно и моя свобода. Жадность еще никого до добра не доводила. Единственное, о чем я прошу Лену:

— Ты можешь сделать так, чтобы твой отец не приехал на собрание?

— Ты же знаешь, мы с ним почти не разговариваем! — напоминает она.

— Ну я очень тебя прошу!

Я прошу ее — это при том что я ненавижу просить!

— Даже не представляю, как это сделать! — Она пожимает плечами.

Обнимаю ее, делаю все — чтобы она блаженно закрыла глаза, расслабленно откинулась на спинку дивана, податливо раскрываясь навстречу наслаждению.

— Тогда хотя бы сделай так, чтобы он задержался на денек, опоздал к началу... Скажи, что вкралась ошибка, когда ты печатала сведения о принадлежащих ему бумагах, — с кем не бывает... Скажи: «Прости, папочка, я больше так не буду...» И конечно же он простит тебя...

— Ладно, я попробую... Но ведь та сделка с переводом акций была законной? — спрашивает она, внезапно распахивая глаза.

— Конечно, законной! Просто мне так нужно... Для одного дела... Ну сделай это для меня!

Я продолжаю ласковые движения, и ее веки успокоенно смыкаются.

— Хорошо, — шепчет она, отыскивая жадными губами мой опытный рот. — Но тебе незачем волноваться, все равно этих акций на счету «Игрома» уже нет, они списаны по доверенности на фирму...

— Как это нет? — спохватываюсь я. — По какой доверенности? Какая еще фирма?

Она не отвечает, отдаваясь мерным движениям, но я резко обрываю их ритмичный, обволакивающий исход.

— Как это — акций нет?! Где они?!

— Может быть, я ошиблась? — спрашивает она с потусторонней улыбкой.

Ничего себе ошибка!

ОНА

— Это он вам рассказал? — интересуется Леди Ди, механически ковыряя вилкой бифштекс. — Ну, конечно, он, кто еще...

— Нет, — отвечаю я мягко. — Мой начальник не имеет привычки делиться своими финансовыми планами с подчиненными, тем более если эти планы не совсем законны.

— Понятно, — роняет она.

После мхатовской паузы, во время которой я успеваю изучить не только псевдоэтнический рисунок скатерти, но и диковинный раппопорт стенного узора, и острозубый силуэт вилки, и золоченый ободок тарелки, отражающий потолочную люстру, Якушева, наконец, обрывает королевское молчание:

— Так что вы собираетесь предпринять?

— Ничего, — пожимаю я плечами. — Вообще-то это меня почти не касается...

— Вы хотите денег за молчание? — догадывается она. — Сколько?

Светлые бровки надменно сходятся на переносице. Ей невыносим мелкий шантаж — как, впрочем, и мне!

— Деньги мне не нужны, — отвечаю я, подумав. — Во всяком случае, от вас.

Она удивленно вскидывает ресницы:

— Но зачем тогда...

— Мне нужна ваша помощь!

— Моя? — удивляется собеседница. — Но что я могу...

Жестом опытного фокусника достаю бумагу:

— Вы можете то, что невозможно для меня... Вот банковский счет в «Траст-банке»... Отправьте платеж на него.

Она неотрывно смотрит на цифры. Медленно догадывается, что происходит. Замирает.

— У меня нет на это полномочий.

— У меня тем более! — признаюсь я.

— Но я не могу...

— Я тоже.

Даже при множестве недоговорок мы понимаем друг друга, как два авгура. Впрочем, козыри у меня на руках. Под угрозой разоблачения Якушевой остается согласиться. Она крупно рискует из-за махинаций с ворованными акциями, и за этот риск приходится платить. Она должна заплатить.

— А что мне сказать отцу? — спрашивает Дана. — Как обосновать изменение счета? Для этого нужны подписи, много подписей!

Я киваю: да, для этого нужна самая главная подпись — подпись ее отца. Которую только она и может раздобыть.

— И потом, это же не личные деньги «Инвест-финанса», их перевел Фукис для оплаты цессии.

— Тем более вам нечего волноваться...

А иначе... Ей даже не хочется думать о таком развитии событий: заявление в милицию о пропаже акций, возбуждение уголовного дела, наложение ареста на бумаги, после которого они станут «мертвыми» — ими нельзя будет голосовать... Акции на пару миллионов сорвут игру на полмиллиарда. А этого никто, совсем никто не хочет! Ни она, ни Ромшин, ни даже я.

— Я попробую, — обещает она. — Но все-таки откуда вы узнали?

Я рассказываю.

Она кивает, бледнея.

— Я так и думала. — Потом гордо вскидывает голову. — Какой же он дурак! Бабник!

Я с ней полностью согласна.

Рита настроена решительно, и даже призывы к осторожности не могут ее поколебать.

— Ведь я человек, самостоятельная личность! — твердит она, как заклинание. Как клятву.