Большая судьба

— Садитесь, господа, и продолжайте свое дело, — пригласил Аносов. Сбросив дорожный кафтан и сняв теплую шапку, Павел Петрович тяжело опустился на скамью и склонил голову.

«В сущности, что мне здесь делать? Распустить по домам ребят я не имею права. Сочтут за бунт. Да и куда им идти? Чем помочь? Ну какие они работники?» — с грустью подумал он и вдруг вспомнил мальчонку в женской кацавейке.

— Есть в списке Заюшкин? — спросил он.

Писец угодливо склонился над ведомостью, зашуршали листы.

— Заюшкина в списках не значится, ваше превосходительство, испуганно ответил писец.

— Как же так? Проморгали, значит? — усмехаясь, спросил Аносов.

— Никак нет, ваше превосходительство. Мы не только человечишку, но и таракана не проморгаем, — обиженным тоном отозвался управитель Салаирского рудника. — Видать, по годам недомерок или никуда не годится за слабостью.

— Как не годится! — запротестовал Павел Петрович. — Мне кажется, он мальчуган смышленый. Позвать его сюда!

Писец быстро юркнул за дверь, и вскоре послышался его резкий голос:

— Который Заюшкин, марш сюда, в избу!

— А бить не будешь? — откликнулся недоверчивый детский голос.

— Иди, скоморох, а то и в самом деле смажу!

Мальчишка несмело переступил порог и проворным движением смахнул с головы шапку.

— Ну, вот вам и Заюшкин! — сказал Аносов. — Поглядите, чем он не бергал? Рекомендую его, господа, в школу.

Подросток сияющими глазами впился в Павла Петровича:

— Дяденька…

— Не радуйся преждевременно, — ласково сказал Аносов. — И в школе не сладка будет тебе жизнь. Но, главное, учись. А коли обидит кто, скажи мне…

— Ну, ну, иди отсюда, что рот разинул! — подтолкнул мальчонку в спину управитель. — Говори спасибо генералу да радуйся!

Заюшкин надел шапку и, громыхая сапогами, пошел к выходу.

— Ваше превосходительство, — заикающимся голосом заговорил управитель. — У меня в Салаире беда! Сбегли сразу полсотни варнаков. Охрану погнал на поиски и три воза шпицрутенов приготовил для расправы.

— Вы полагаете, что одними шпицрутенами можно поправить дело? — зло усмехаясь, спросил Аносов.

— А как же иначе, ваше превосходительство? — недоумевающе пожимая плечами, вымолвил управитель.

— По-моему, оттого и бегут, что вы много бьете и мало думаете о человеке! — резко сказал Павел Петрович и поднялся со скамьи. — Я сам поговорю с работными, почему они плохо работают. — Он повернулся спиной к управителю и спросил писца: — Все ли рекруты явились на сбор?

— Одного недостает, ваше превосходительство, Ивана Тягана. Хворый аль помер, неизвестно.

Павел Петрович вспомнил встреченного на дороге парнишку Ивана.

— Спешит! Скоро будет! — уверенно сказал Аносов. — Старательный и серьезный паренек.

Аносову придвинули список, он бегло просмотрел его.

— Господа, вы зачисляете детей на работу. Я прошу вас, и сам буду иметь это в виду, — строго сказал он: — они должны трудиться точно по горному уставу — не более восьми часов в сутки — и должны быть употребляемы только на дневные и легкие работы. Если будет не так, пеняйте на себя! А теперь прошу показать заводскую школу.

В низеньких унылых казармах размещалось около двухсот детей. Более печальное зрелище вряд ли можно было придумать.

Управитель заискивающе заглядывал в глаза Аносова и пояснял:

— Мы учим их чтению и письму и кое-что рассказываем о рудах…

— Кое-что, — нахмурился Аносов. — А это что за человек? — показал он на широкоплечего бородача в старом кафтане, очень похожего на бродягу.

— Это?.. Это дядька-воспитатель. А вот еще кашевар…

На пороге кухни стоял толстый неряшливый мужик с лоснящимся лицом. Аносову стало не по себе.

— Сколько средств используете на каждого ученика? — строго спросил он.

— От трех до семи копеек в день, — смущаясь, ответил управитель.

— Что за произвольная раскладка? — возмутился Аносов. — Три копейки и семь — огромная разница. Покажите обед!

— Вы не будете есть эту пищу, ваше превосходительство! — испуганно вскричал управитель и моргнул кашевару, чтобы тот скрылся. Но толстый служитель не понял намека и сиплым голосом объявил:

— Ноне каша без сала. Середа — день постный, скоромного не полагается!

— А что будет завтра, в четверг? — сердито спросил Аносов.

— В четверг — как будет приказано.

— Да ты пьян! — вдруг возмущенно выкрикнул Павел Петрович. — От тебя сивухой разит. Не вижу у вас порядка. Здесь не школа, а… а…

От волнения Аносов не находил подходящего слова.

— Ва… ваше превосходительство, мы не знали, не подготовились к столь высокому посещению, — растерянно пытался объяснить управитель. — И это действительно не школа, поэтому и зовем «приютом для рудоразборщиков»…

Аносов еле сдерживался, чтобы не наговорить грубостей. Он недовольно отрезал:

— Вам предстоит по-настоящему подумать о школе!

Молчаливый, угрюмый, покинул он грязные, неприглядные казармы и пошел к руднику. На склоне горы в отвалах работали рудоразборщики: старики и мальчишки. Завидя горного начальника и управителя, они замолчали.

Аносов остановился возле сухонького старичка:

— Здравствуй, отец! Как работается?