Большая тайна Малого народа

Процесс, собственно говоря, был совершенно естественный, начавшийся еще во время Великой Отечественной войны. Масса русских стала пробиваться к власти, в частности, в партию. Возникла еврейско-русская конкуренция, в основном не называемая вслух, долго продолжавшаяся с переменным успехом. Эти партийные русские, лишенные национального самосознания, робко останавливавшиеся перед ясной формулировкой своей идеологии, казалось бы, не имели никаких шансов против еврейской сплоченности, несущей еще следы «классического иудаизма» и кагальной организации. Но в их руках оказались механизмы, созданные гораздо раньше, в 20-е и 30-е годы, для борьбы, в основном, с русскими социальными группами: потомками дворян, священников и т. д. Это была всепроникающая система детальных анкет, «спецотделов» во всех учреждениях и т. д. Они и воспользовались этим орудием для борьбы со своими еврейскими конкурентами. Их предки, русские дворяне, священники, крестьяне, может быть, побрезговали бы использовать такие средства. Но это было поколение, уже рассматривавшее сложившийся стиль жизни как нечто заданное. Да и во власть, в партию, как правило, стремились не самые чистоплотные. В результате еврейство оказалось в основном вытесненным из некоторых сфер жизни, которые оно рассматривало как законно себе принадлежащие: верхи КГБ, армии, дипломатического корпуса, из некоторых престижных столичных вузов. Конечно, это было совсем не похоже на истребление дворян, священников, «старых интеллигентов» 1918–1920 гг. или коллективизацию. Но для «еврейства», для тех, кто находился «в еврейской сфере», это воспринималось как нечто чудовищное, неслыханное (думаю, вполне искренно). И еврейство с возмущением отшатнулось от коммунистического строя. Это был поворот, заметный во всей жизни. Я помню, как обратил внимание: раньше (например, до войны) в присутствии еврея (или состоящего в браке с еврейкой или евреем) отрицательно о строе старались не говорить. И далеко не всегда из страха, что донесет, но это казалось нетактичным, как говорить при человеке о легкомысленных похождениях его жены. А в 1960-70-е гг. еврей – это был обычно скептик, ничего хорошего не ожидавший от «этого строя» или «этого народа».

Тогда появилось так (впоследствии) называемое правозащитное движение. Казалось бы, в жизни действительно было много несправедливостей и, в основном, касающихся вовсе не евреев: колхозники не имели паспортов, притеснялась религия и т. д. Но в этом «движении» евреи оказались представленными совершенно непропорционально. Взять хоть нашумевшие процессы того времени: Даниэль и Синявский, Гинзбург и Галансков и т. д. То есть положение было похожим на то, что было в революционном движении до 1917 г. И, что важнее, в результате из всего движения стали слышны лишь требования свободы эмиграции – в основном это была еврейская эмиграция.

Да и само мощное стремление евреев к эмиграции указывало на изменение их положения в СССР, вызывавшее их неудовлетворенность и недовольство. Это недовольство ярко отразилось в публикациях эмигрировавших евреев. В моей старой работе «Русофобия» приведено много примеров презрительных, прямо враждебных высказываний новых эмигрантов о России и русских. Мне кажется, что их настроение наиболее точно уловил поэт И. Бродский, сказавший о России:

«Где, грубо говоря, великий план запорот».

Видимо, существовали какие-то (быть может, смутные, явно не сформулированные) ожидания по поводу России, в которые русские упорно не захотели вписаться. Читая произведения издающихся на Западе еврейских авторов, я часто тогда поражался, что русские вызывают большую ненависть, чем немцы. Так, Зинаида Шаховская приводит цитаты из произведения «Поздняя любовь» Амос Оза, где автор предается фантазиям о том, как еврейские танки идут по России:

«Дрожит и стонет русская земля. Рушатся и падают церкви. Киев, Харьков, Приднепровье, Ростов – все повержено, все сметено с лица земли. Месть! Месть!»

В этом котле эмоций и сложилась тогда концепция о преследовании евреев в СССР или даже о преследовании евреев как главном преступлении коммунистического режима.

Но эта эмиграция по масштабам не шла ни в какое сравнение с многомиллионной дореволюционной еврейской эмиграцией. Подавляющая часть еврейского населения осталась в СССР и продолжала вести упорную борьбу за сохранение своего привилегированного положения. Тогда существовали десятки и сотни путей, чтобы преодолеть меры, предпринимаемые конкурирующей частью аппарата. Вот запомнившаяся история тех времен.

Дочь одного знакомого работала в журнале, регулярно публиковавшем письма читателей. Туда приходило много писем, где раздраженные авторы полностью выписывали еврейские фамилии, имена и отчества тех, кого обвиняли в каких-то махинациях. А начальником отдела, куда шли письма, был еврей. Вот он вызывает девушку и спрашивает: