Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох

О том, что в Петербурге всерьез опасались нелояльного поведения со стороны российских мусульман в целом и мусульман в рядах армии в особенности, свидетельствует выпущенный в августе 1914 года наказ Министерства внутренних дел губернаторам Российской империи, где предписывалось докладывать о настроениях мусульманского населения, в особенности о том, насколько успешно проходит призыв солдат-мусульман^{117}. Впрочем, большинство представителей царской власти на местах демонстрировали уверенность в том, что мусульмане и после вступления Османской империи в войну сохранят верность империи Российской. Картины, которые эти представители рисовали в своих донесениях центральным властям, были однотипными: они докладывали о патриотических манифестациях, в которых принимали участие мусульмане или даже которые они сами организовали, о молебнах за победу российской армии, об учреждении благотворительных обществ по поддержке семей ушедших на фронт солдат, о муллах, которые напоминали своей пастве о долге мусульман перед своей родиной в борьбе с врагами России и патетически призывали «защищать до последней капли крови своего ЦАРЯ и родину»^{118}. Многие докладывали о «полной лояльности»^{119}, которую российские мусульмане якобы проявляли к своему отечеству. Соответственно, призыв на службу солдат мусульманского вероисповедания проходил, как утверждалось, безукоризненно. Многие отмечали, что незаметно разницы между призывниками мусульманского и христианского исповедания (или же русскими) — обе категории повели себя образцово, явившись на призывные пункты^{120}. Отдельные губернаторы сообщали о мусульманах, которые сами вызвались служить в армии. Если при наборе вспыхивали беспорядки, то губернаторы списывали все на якобы низкий уровень культурного развития мусульман, но отрицали преднамеренный бойкот по политическим мотивам^{121}. Губернатор Тавриды восхищался патриотизмом крымских татар: он сопоставлял их нынешнее поведение с их же реакцией на начало Крымской войны более чем полвека назад. В те годы крымские татары массово отказывались проходить службу в рядах российской армии и бежали в Османскую империю. Ныне они даже и после вступления Турции в войну демонстрировали лояльность^{122}. В более позднем донесении, сделанном в конце декабря 1914 года, губернатор выступил против публичного призыва к крымским татарам остерегаться влияния турецких эмиссаров. В этом, по словам губернатора, совершенно не было необходимости, успехи российских войск в боях с частями Османской империи были даже помянуты в благодарственном молебне в армейской мечети крымско-татарского полка, на котором он лично присутствовал наряду с другими представителями местной власти^{123}. Иными словами, внешне создавалась иллюзия многоконфессионального имперского сообщества, которое в годину войны сплоченно противостоит врагу. Не одни только губернаторы внутренних регионов Российской империи без тени сомнения верили в лояльность мусульманского населения. С окраин империи, с Кавказа и из Средней Азии, местные власти рапортовали, что мусульмане на начало войны сохраняли лояльность властям. В названных регионах, где мусульманское население было освобождено от несения воинской службы, высшие чиновники — наместник на Кавказе и генерал-губернатор Туркестана — отдельно упоминали о формировании добровольческих частей, по преимуществу состоявших из мусульман. В этом им виделся залог готовности пожертвовать собой за царя^{124}. Словом, большинство губернаторов вовсе не считали солдат мусульманского вероисповедания обузой для Российской империи.