Большая война России: Социальный порядок, публичная коммуникация и насилие на рубеже царской и советской эпох

Соотношению насилия и местного управления посвящена и статья Игоря Нарского. На примере Урала автор предлагает в своем исследовании объединить две модели интерпретации Первой мировой и Гражданской войн, которые обычно считают несогласуемыми: «теорию катастрофы», согласно которой Первая мировая стала первопричиной всех последующих кризисов XX века, и «теорию адаптации», которая рассматривает Первую мировую войну в качестве катализатора уже существовавших конфликтов. Хотя фронты Первой мировой проходили далеко от Урала и лишь в годы Гражданской войны его непосредственно коснулись боевые действия, широкие слои местного населения восприняли период с 1914 по 1921 год как непрерывную катастрофу. Социальные связи, политические истины и бытовые ориентиры пошатнулись до самого основания. Параллельно в тот же период продолжалось использование новейших техник управления, пропаганды и мобилизации, которые были опробованы еще в предшествующие годы. Их воздействие усилилось, и их стали применять более систематически. Таким образом, период от 1914 до 1921 года следовало бы рассматривать как учебный процесс, который постепенно вводил военный опыт в институциональные рамки и который повлек за собой военизацию образа жизни современников.

* * *

Настоящий сборник задается целью исследовать перспективы и границы «нормализации» российской истории начала XX века. Публикация статьей по названным вопросам, надеемся, будет способствовать преодолению сложившегося в историографии и в публичном освещении Первой мировой войны перекоса, в результате которого Первую мировую по сей день ассоциируют по преимуществу с событиями на Западном фронте. Статьи предоставляют эмпирический материал для того, чтобы включить в общеевропейскую картину различные аспекты российского опыта Первой мировой войны и событий последующих лет, во многом обусловленных этим опытом. Тем самым материалы сборника должны помочь в поисках ответа на вопрос о том, можно ли считать революцию и Гражданскую войну вехами «особого пути» России, или же они были скорее крайним выражением той кризисной ситуации, с которой столкнулись и другие государства, вступившие в войну^{27}.

Перевод Бориса Максимова

СОЦИАЛЬНЫЙ ПОРЯДОК И ВОЕННЫЙ ОПЫТ

Петр Шлянта. «Братья-славяне» или «азиатские орды»?

Польское население и российская оккупация Галиции в 1914–1915 годах[3]

С первых же дней Первой мировой войны Галиция сделалась ареной военных действий. За несколько недель российские войска существенно продвинулись в глубь Дунайской монархии. Лемберг (Львов), столица Галиции, был взят ими 3 сентября. Спустя полтора месяца российские войска стояли уже у ворот Краковской крепости, всего в 12 километрах от центра города Краков. Хотя австро-венгерским частям и удалось оттеснить царскую армию на 80 километров к востоку, а линия фронта закрепилась на широте Тарнова, большая часть территории провинции многие месяцы оставалась под контролем России^{28}. Таким образом, Галиция стала оккупированной территорией. Как и при всякой оккупации, захватчики старались, демонстрируя свою военную мощь, насадить собственные представления о порядке и обосновать присоединение новых земель при помощи соответствующей политической символики. Однако, чтобы поддерживать повседневную жизнь и обеспечить снабжение граждан, военная администрация вынуждена были идти на сотрудничество с существовавшими здесь административными и общественными структурами.