Таким образом, своим возрастом и боевым опытом атаманы примерно соответствовали участникам немецких, австрийских и венгерских военизированных формирований, чья активность пришлась на годы непосредственно после Первой мировой войны. Однако социальное происхождение у них было разным. Немецкие и венгерские группировки содержали непропорционально большую долю аристократов при незначительном числе крестьян{421}
. Напротив, многие украинские атаманы происходили из крестьян, в то время как другие — в первую очередь учителя сельских школ — принадлежали к местной сельской интеллигенции. В донесениях советской разведки также подчеркивается значение этой группы: «Народные учителя сыграли самую позорную и роковую роль в петлюровско-бандитском движении. Они занимают командные должности, они возглавляют штабы, заведуют отделами агитации и пропаганды»{422}.Сельские учителя, унтер-офицеры и младшие офицеры находились в тесном контакте с крестьянами, но в то же время являлись по отношению к ним вышестоящими — возможно, это сочетание дало необходимую подготовку будущим атаманам. С другой стороны, однако, весьма сомнительно существование общего фронтового опыта, через который прошли все атаманы. В написанных после 1922 года мемуарах тех из них, кто остался в живых, больше говорится о попытках найти какой-либо смысл в своих прежних жестоких и нередко коварных поступках, нежели о событиях их жизни. И даже здесь едва ли просматривается какой-либо общий опыт. Судя по мемуарам Юрия Лютого-Лютенко, который под псевдонимом Гонта был известен как один из главных атаманов в районе Холодного яра, во время Первой мировой войны он едва ли вообще участвовал в военных действиях{423}
. И напротив, Илько (Илья) Струк утверждал, что был ранен три раза, хотя его рассказ не заслуживает никакого доверия{424}.Распад империй: невозможное становится возможным
Различное социальное происхождение украинских атаманов и участников центральноевропейских военизированных формирований также подсказывает причину разной реакции на опыт революции и поражения. Российская империя, несомненно, входила в число держав, потерпевших поражение в Первой мировой войне. Однако атаманы не возмущались поражением так, как им возмущались представители немецкого и венгерского военизированных движений{425}
. Напротив, многие атаманы лишь приветствовали возможности, открывшиеся для них благодаря военным неудачам России. Юрко Тютюнник в своих мемуарах говорит об атмосфере свободы, порожденной революцией, описывая, как получил от солдат известие о том, что «царя уже нет»:Все это было довольно занятно. Всего лишь несколько дней назад те же самые «дядьки в шинелях» старались говорить только по-русски, называли меня «ваше благородие» и по вечерам распевали «Боже, царя храни», а теперь они разговаривали друг с другом и обращались ко мне на родном [украинском] языке, не скрывая от меня своего отношения к такой поразительной ситуации: «царя уже нет».
В глазах Тютюнника революция давала возможности для выражения украинских национальных чаяний и отмены прежней социальной иерархии. Будучи украинцем-националистом, он не отождествлял себя с Российской империей и потому не воспринимал ее неудачи как свое личное поражение.
Тютюнник воспользовался новыми возможностями, открывшимися благодаря краху империи, и принял участие в украинизации Симферопольского полка. Он был отправлен делегатом на Второй всеукраинский войсковой съезд, на котором, в свою очередь, его избрали членом Центральной рады{426}
. Другие атаманы сыграли важную роль при организации «Вольных казаков» — отрядов добровольческой милиции, создававшихся в 1917 и 1918 годах. Например, Ефим Божко командовал частями, охранявшими Запорожскую железную дорогу{427}. Когда на Украину с целью содействовать созданию советского Украинского государства вошли силы русских большевиков, «Вольные казаки» выступили против Красной армии, встав на защиту Украинской народной республики (УНР).