Большая война России

Хотя речь будет все время идти о «поляках», это ничуть не отменяет всевозможные противоречия между самоопределением и внешней классификацией по национальному, этническому и религиозному принципу. Очевидно, что границы с другими группами, прежде всего с украинцами и евреями, далеко не всегда были четкими и нередко размывались. Сложность этой проблематики трудно переоценить, и ей уже были посвящены обстоятельные исследования^{35}. Поэтому поляками я в дальнейшем именую тех участников событий, которые сами называли себя таковыми, а также считали себя вправе говорить от лица других «поляков».

Российская оккупационная политика

Как и евреев и большинство рутенов, украинцев, галицийских поляков страшили приближение российской армии и бесчинства казаческих полков. Уже к концу августа 1914 года первоначальная вера в политическую и военную мощь Австро-Венгерской монархии сменилась паникой и отчаянием^{36}. Во время наступления в конце лета и осенью 1914 года оставшиеся на своей земле жители Галиции в массовом порядке скупали иконы с изображением Богоматери, чтобы при необходимости доказать солдатам царской армии, что они — не евреи и не немцы-протестанты. Нередко в надежде на то, что царские солдаты более гуманно отнесутся к «братьям-славянам» и католикам, люди выставляли образа в окнах или носили иконки в форме медальона^{37}. В унылом, подавленном настроении, со страхом, но и с долей любопытства население взирало на прибывавшие в Галицию части царской армии. В частности, новостное агентство императорского и королевского Генерального штаба констатировало, что «русских во Львове встречают дружественно, одни из страха, другие оттого, что симпатизируют им. Большинство жителей настроено лояльно, впрочем, многие сочувствуют русским (говорят, что и среди чиновников)»^{38}.[5]

Хотя исход войны еще не был предрешен, российские власти, заняв Галицию, сразу же приступили к осуществлению своих планов по присоединению к России этого многонационального и пестрого в религиозном отношении региона. Георгий Бобринский, которого царь назначил генерал-губернатором Галиции, уже 13 сентября 1914 года объявил, что восточную часть Галиции, Буковину и рутенские области в Карпатах следует считать исконно русскими землями, вследствие чего они должны будут войти в состав России. На встрече с представителями города Львова 23 сентября он повторил это заявление и добавил, что в западных районах Галиции сохранится польская автономия. Помимо этого, Бобринский объявил о придании в ближайшее время русскому языку статуса государственного и о скором переходе этих земель под юрисдикцию российского права^{39}. Сам российский царь, обращаясь к жителям с балкона во время своего визита во Львов 22 апреля 1915 года, провозгласил, что «нет больше Галиции, а есть Великая Россия, простирающаяся до Карпат»^{40}.[6]

Осенью 1914 года в Галиции и Буковине была введена новая система управления, при которой Львов, Тарнополь и Черновцы стали резиденциями губернаторов^{41}. Также чиновники царской администрации намеревались создать еще одну губернию с центром в Пшемысле. Отныне высшие должности в губерниях и округах заняли царские чиновники. Полицию также сформировали ведомства царской России, во Львове это случилось уже в начале декабря. На заседания земельных парламентов Галиции и органов самоуправления, в частности городских, муниципальных или имперских советов, а также на деятельность каких-либо партий, союзов или фондов был наложен запрет. Также воспрещалось проводить публичные собрания любого толка^{42}.

Оккупационная политика сопровождалась мерами по русификации Галиции. Все учебные заведения, включая Лембергский университет и Технический университет Львова, были закрыты. Лишь в декабре 1914 года Бобринский объявил, что школы могут возобновить работу с середины января. Однако план занятий жестко регламентировался: не менее 5 часов в неделю отводилось на уроки русского языка. На уроках истории, географии и польского языка можно было пользоваться лишь учебниками, разрешенными в России. Для учителей российская администрация организовала курсы русского языка. Кроме того, планировалось отправить в Галицию частным образом нескольких директоров школ из царской империи. Сходная ситуация сложилась и в судопроизводстве, где также насаждался русский язык, хотя из прагматических соображений чаще допускалось применение польского и украинского языков^{43}.