Большая волна

– Буйволица глупа, – сказал путник. – Пойдём лучше спросим кого-нибудь другого.

Пошли они к лошади и попросили рассудить их.

– Не стоит жалеть человека, – сказала лошадь. – Пока я была крепкой и сильной, на меня взваливали тяжёлый груз и ездили верхом. Теперь я состарилась, и хозяин перестал меня кормить. Я брожу по лесам и сама забочусь о своем пропитании. Поэтому съешь, лев, этого брахмана.

– Лошадь ничего в нашем деле не смыслит, – сказал путник. – Нужно пойти к кому-нибудь поумней.

Пошли они к быку. Бык был крепкий, упитанный. Путник ему говорит:

– Как добр твой хозяин! Он каждый день кормит тебя свежей травой и зерном, худеть тебе не дает. Рассуди ты нас: я освободил этого льва из клетки, а он теперь хочет меня съесть. Правда ведь, люди так не поступают?

– Более вероломного существа, чем человек, трудно сыскать, – ответил бык. – Я пашу поле своего хозяина, тащу его телегу, вот он меня поит и кормит. А когда я состарюсь, он бросит меня помирать голодной смертью. Не следует проявлять сострадание к человеку. И, если ты, лев, съешь брахмана, это будет вполне справедливо.

После этих слов лев одним ударом прикончил путника и съел его».

Вот, сколько плохих качеств у человека, а есть еще зависть, – очень сильное чувство! Человек при виде чужого достатка и успеха горше и больнее чувствует свою нужду и свои неудачи – что порождает ненависть к более счастливому, которая и называется завистью. Но единственным желанием зависти является месть; и тебе будут мстить, Такэно. Готов ли ты к этому?

– Я не предполагал, мой господин… – растерянно пролепетал Такэно.

– Вот так храбрец! В бою поразил десяток человек, а тут растерялся и оробел! Что же ты думал: ты станешь сражаться, как лев, прославишься своей храбростью и умением, – и не вызовешь зависти и злобы? Сразу видно, что ты рос вдали от людей. Уже и сейчас многие недолюбливают тебя, потому что видят, как ты отмечен мною; сделав тебя самураем, я в стократ увеличу число твоих недоброжелателей. Готов ли ты к этому, Такэно, спрашиваю я тебя? Отвечай прямо, без обиняков!

– Готов, мой господин, – сказал Такэно, чуть запнувшись.

– О, ты действительно смелый человек! – усмехнулся князь. – Ведь смелость в смертельном бою – ничто по сравнению со смелостью в мирной жизни. Битва с врагом, какой бы жестокой она не была, длится все же недолго, но для того чтобы выстоять в том длительном бою, который мы называем обычной жизнью, нужно гораздо больше мужества и терпения. Да, тебя ждет сильная ненависть, а от нее есть лишь одно средство – держать в страхе тех, кто тебя ненавидит, но вряд ли ты способен на это… Ах, Такэно, Такэно, я должен осуществить твою мечту, должен посвятить тебя в самураи, но осуществление мечты означает ее смерть, – и хорошо, если вместе с мечтой не погибнет и тот, кто так страстно желал, чтобы она осуществилась!

Стон ветра в деревьях

С вечера была тихая осенняя погода. Недвижимый воздух был наполнен теплом и терпким запахом опавших листьев. На небе не было ни одного облака, лучи неяркого осеннего солнца падали на деревья княжеского парка, отбрасывая блеклые тени. Но вместе с тем, в природе чувствовалось какое-то беспокойство, раздраженное томительное ожидание перемен к худшему. Это раздражение и беспокойство проявлялись в поведении животных и птиц, и даже мошкары, сбившейся в большой рой и низко вьющейся над землей.

Уже в темноте небо затянулось тучами. Подул ветер, сначала слабый, затем сильнее, а потом его порывы сделались настолько сильными, что деревья застонали и согнулись; с треском ломались толстые ветви и ударялись оземь с глухим страшным звуком. Полил дождь, который то вставал непроницаемой стеною, то рассыпался на крупные капли и колотил в оконные ставни маленькими кулачками.

Буря бушевала, впрочем, недолго, ветер скоро стих, однако дождь лил до утра, не переставая. А утром снова подул ветер, но уже холодный; тучи рассеялись, вновь выглянуло солнце, но оно не грело, – и от этого небо казалось огромным ледяным куполом, остужающим землю…

Старик Сотоба, сильно похудевший и состарившийся за минувшее лето, сидел на веранде своего домика, закутавшись в два одеяло. Старик смотрел на багряный лист клена, который трепетал и выгибался на ветру.