Большая волна

Если всё получится как задумано, то ближайший друг застреленного самурая должен будет сразиться с Такэно, чтобы отомстить за смерть своего приятеля, – вот тут-то у Такэно и появится возможность показать себя в поединке! Если подвиги рядового солдата, сражающегося в общей массе, могли остаться незамеченными, то поединок с самураем, конечно, привлечет к себе внимание. «Князь не пожалеет о том, что подарил мне меч», – подумал Такэно.

Наконец, прозвучал сигнал к началу битвы, и лучники начали свою работу. Стоявшему справа от Такэно воину стрела вонзилась в горло. Он вскрикнул, схватился за нее обеими руками, закашлял и захрипел, захлебываясь кровью, а потом упал на землю и забился в агонии.

Такэно видел мертвых, но умирающих – никогда. Он в растерянности склонился над смертельно раненным солдатом, не зная, как ему помочь; колени Такэно вдруг задрожали, и он едва не разрыдался.

– Ты что?! – толкнул его в плечо солдат, стоявший слева. – Ему ты уже ничем не поможешь. Стреляй во врага, песий сын! Стреляй, обезьянья задница, если не хочешь сам так же валяться на земле!

Подавив рыдания, Такэно послушно прицелился и выстрелил. Его стрела криво взлетела вверх и упала на пустом пространстве между рядами двух армий. Щеки Такэно вспыхнули от стыда; он бросил быстрый взгляд на солдата, приказавшего стрелять, но тот, по счастью, не заметил досадный промах Такэно.

Вытащив из колчана вторую стрелу, Такэно вложил ее в тетиву лука, и стал целиться по всем правилам, то есть будто и не целясь, а зная наверняка, что стрела попадет в цель. При этом он учитывал все сопутствующие обстоятельства, такие как скорость и направление ветра, а также силу натяжения тетивы.

В какой-то миг все это слилось в одно целое, и тогда Такэно выпустил стрелу. Она еще не долетела до самурая, которому была предназначена, а Такэно уже знал, что выстрел удачен. В следующее мгновение самурай, как подкошенный, рухнул наземь.

– О! Вот это да! – восхищенно воскликнул солдат, стоявший слева от Такэно. – Вот это выстрел: прямо в глазницу! Ну, теперь берегись!

Такэно закрылся деревянным щитом; вражеские стрелы застучали по дереву, как крупный град.

Послышался звук трубы, вслед за ним раздался тысячеголосый крик; опустились копья, образовав черный частокол перед пестрой людской стеной; как молнии, замелькали светлые полоски вынутых из ножен мечей.

– Начинается, – сказал солдат, стоящий слева от Такэно, и голос его был грозным и восторженным.

Такэно положил на землю свой щит, а под него спрятал лук и колчан. Вытащив свои мечи, Такэно взял в правую руку длинный, а в левую – короткий.

– Вперед, вперед, вперед! – послышались команды, и Такэно побежал вперед вместе со своими товарищами.

Со страшной силою сшиблись на бегу передние ряды двух армий. Оглушительный треск ломающихся копей, яростные вопли сражающихся и отчаянные – сраженных, непрерывное завывание труб и барабанная дробь – все эти звуки составили тот шум, который и назывался шумом битвы. Он был музыкой бога войны и бога смерти, – под нее совершались кровавые жертвоприношения во имя этих богов.

Священный экстаз охватил всех воинов, и даже те, кто побежал с поля битвы, – а такие нашлись и на той, и на другой стороне, – побежали не от страха перед болью и смертью, а от ужаса перед открывшейся им бездной, в которой не было места ничему человеческому. Но те, кто продолжал сражаться, сами становились подобны богам, играя с вечностью.

Такэно не запомнил картину боя; как будто не Такэно, а кто-то другой отражал удары, направленные на него, и сам наносил ответные удары. Он не знал, был ли он ранен и ранил ли кого-нибудь; на нем была кровь, но чужая или своя, Такэно не мог понять, – во всяком случае, боли он не чувствовал. Все его чувства пропали, он достиг того состояния высшей отрешенности от земного бытия и одновременно сосредоточенности на сражении, которого его учили достигать в военной школе, и которого он никак не мог достичь перед битвой. Когда он увидел, как некий самурай пробился к нему через толпу сражающихся солдат и направил на него меч, Такэно поклонился этому самураю, как кланялся своему противнику в школе перед учебным боем, и лишь затем изготовился к поединку.

Самурай удивленно посмотрел на Такэно: одежда простого солдата, но в руках самурайский меч, на голове повязка с самурайским девизом, – и, главное, он знает обычай боя.

– Кто ты? – спросил самурай.

– Я тот, кто не опозорит свой меч, – коротко ответил Такэно.

– О, ваш ответ и ваше поведение выдают самурая! А я принял вас за обыкновенного солдата и хотел убить, как собаку, за смерть моего друга. Извините. Не знаю, зачем вы оделись, как рядовой воин, но я рад, что нашел в вас достойного противника. Мы будем драться по всем правилам, и ваша гибель в этом поединке станет искуплением смерти моего товарища.

– Для меня большая честь сражаться с вами и умереть от вашей руки, если на то будет воля богов, – поклонился Такэно.

– И я счастлив, что если погибну, то погибну от удара вашего меча, – столь же церемонно поклонился ему самурай.