Большая волна

– Позвольте мне остаться с вами, – попросил Сэн. – Моя жизнь подходит к концу, зачем мне цепляться за нее? Я никогда не был воином, но хотел бы умереть как воин.

– Разрешите не согласиться с вами, уважаемый Сэн, – возразил командир. – Мы солдаты, долг велит нам сражаться и умирать за своего господина, свою страну и свой народ. Но вы – совсем другое дело; у вас иная судьба, и смерть в бою – это не для вас. Ваша доля тяжелее нашей: вы должны остаться в живых… Расскажите людям о том, как мы умерли, – это будет лучшее, что вы сможете сделать для нас.

Наступила долгая пауза. Затем старик вздохнул и еле слышно проговорил:

– Хорошо, я уйду.

– Поторопитесь. Уходите по тропинкам через кедровник, – вряд ли враги будут рыскать по лесу, они надеются захватить богатую добычу здесь, в поместье.

Командир неожиданно улыбнулся:

– Они же не знают, что дворец князя пуст, и в поместье нечем поживиться. Представляю, как они разозлятся, когда останутся с носом, как смешно и глупо они будут выглядеть!

– Да, смешно, – согласился Сэн и снова замолчал, потому что спазма перехватила его горло.

– Прощайте, уважаемый Сэн, и простите, если мы были недостаточно внимательны к вам.

– Мне не за что упрекнуть вас. Прощайте, и да обретут ваши души покой и блаженство, – ответил Сэн с глубоким поклоном и стоял, согнувшись, до тех пор, пока командир не скрылся за деревьями.

* * *

Ночь застала Сэна уже на перевале. Отсюда отчетливо было видно зарево пожара у подножья горы, – там, где находилось поместье. Сэн прислушался, пытаясь уловить шум битвы, но до него доносились лишь неясные звуки ночного леса. Потом вдруг откуда-то издалека раздался отчаянный крик оленя, и в лесу все затихло и замерло.

Сэн опустился на теплую, прогретую за день землю, – и лег на бок, положив под голову мешок со своими пожитками. Дальше идти было невозможно: лес окружил старика сплошной непроходимой стеной.

Странная бесчувственность овладела Сэном; раз за разом он шептал одно и то же стихотворение:

Куда же уйти
Мне из этого мира?
Хотел спрятаться
Далеко в горах, но и
Там слышен крик оленя.

Уход из мира представлялся ему простым и легким делом; Сэн завидовал Сотобе, завидовал солдатам, погибшим в поместье, завидовал всем, кто умер. Небытие не страшило его, как не страшил его потусторонний мир, потому что хуже, чем здесь, ничего не могло быть.

Картины прошедшей жизни, одна горше другой, являлись в воспаленном воображении Сэна: страшнее же всего было сознание того, что он не одинок в своих муках: тысячи страждущих и замученных были вместе с ним, и такое горе нельзя было перенести. Его сердце разрывалось, и голова болела невыносимо. Он бормотал, как в бреду:

Об одних скорблю,
О других печалюсь, и
Отчаялся, как
Помочь остальным.

…Сэн так и умер бы в этом душном ночном лесу, умер с отвращением к земной жизни, но яркое, спасительное воспоминание пришло к нему – старик вспомнил о тех, кого любил. Такэно, Йока и их маленький сын представились ему, и он встрепенулся, ощутив что нужен им.

Сэн поднялся и пошел через дымный туман к дороге, которая вела в долину по ту сторону горной гряды. Он шел открыто, не таясь, точно зная, что с ним ничего не случится.

На вершине перевала он остановился, чтобы взглянуть на ясное небо, и вдруг на ум ему пришли светлые, возвышенные строки:

Парящих жаворонков выше,
Я в небе отдохнуть присел, —
На самом гребне перевала.

На душе у Сэна стало сладко и горестно, печальная улыбка осветила его лицо…

После полудня, в самый зной Сэн добрался до деревни, жители которой обычно привозили в поместье продовольствие. Деревня была сожжена; около тлеющих остовов домов валялся разный хлам, на пыльной дороге был рассыпан рис, но людей, – ни живых, ни мертвых, – нигде не было видно. «Значит, они успели уйти, – подумал Сэн. – Это хорошо».

Он пошел дальше. Когда Сэн поравнялся с небольшой бамбуковой рощицей на краю поля, он услышал чей-то приглушенный возглас:

– Уважаемый, уважаемый!.. Простите, я не помню, как вас зовут…

Сэн остановился. Из рощицы вышел на дорогу, озираясь по сторонам, перепачканный сажей и грязью старик.

– Вы не узнаете меня? Вы ведь служили садовником в поместье нашего повелителя? А я привозил вам еду. Я староста здешней деревни.

– Да, теперь я узнал вас, – сказал Сэн. – Ваши крестьяне с вами?

– Я никого не видел. Я прячусь в бамбуке со вчерашнего утра. Из города к нам прискакал самурай и сообщил, что началась война и один из вражеских отрядов направляется в княжеское поместье.

– Этот самурай был не Такэно? – перебил старосту Сэн. – Помните, мой воспитанник?