Большая восьмерка: цена вхождения

После невероятных словоизвержений 1987–1993 годов наступил штиль. Где вы, витии тех лет, чьи статьи с трепетом ожидала читающая Россия? Что-то останавливает авторов, что-то велит им молчать, Это «что-то» — не отсутствие десятимиллионной «Литературки» или сотен тысяч экземпляров тиража «Нового мира» и «Знамени», т. е. отсутствие национальной сцены — ведь, напротив, лотки повсюду сияют глянцем новых изданий. Это «что-то» — смущенная гордость, оторопелое сознание, внутренняя неуверенность, расплывшееся моральное чувство. «Что-то» совершенно отчетливо говорит самой честной и талантливой части общества, что произошедший в российском обществе в 90-е годы социальный, политический, культурный и моральный переворот не совпал с ожиданиями.

Как это ни странно, годы кипучей гласности превратили народ в великого немого. Самое простое объяснение: он устал, слишком велик разрыв с прошлым, слишком велико непонимание, очевидно обесценились слова. Второе распространенное объяснение состоит в том, что российской политической культуре не хватает зрелости, народу политический процесс предстает как «театр абсурда»: нет внушающих доверие лидеров, партии теряют лицо, политические движения аморфны, их избирательная база неустойчива, политические обещания дискредитированы, законы не исполняются, указы исполнительной власти противоречат друг другу.

Главное обстоятельство состоит в том, какое воздействие за последние двадцать лет оказала на стомиллионную национальную аудиторию наша интеллигенция в смысловом плане. Важно то, что говорила народу его просвещенная часть. Следует выделить три волны, потрясшие народное воображение и, в конечном итоге, породившие немоту.

В первые годы (вторая половина 1980-х годов) с огромной и убедительной силой была дискредитирована прежняя семидесятилетняя история страны. Это был колоссальный удар по тому, во что верили три поколения, и в конечном счете по национальному самосознанию. В итоге были подорваны основы прежней массовой исторической памяти.

В последующие годы (1990-е) удар настиг самих сокрушителей. То был крах пустого многословия Горбачева и Ельцина, безделья, несовпадения слова и дела, невыполненных обещаний. Произошла массовая дискредитация перестройки. Страну постигла тяжелая новая реальность спада в экономике, развала страны, раскола в октябре 1993, Чечни, криминализации, приватизации — что привело к потере доверия к критикам критиков.

Если первые после прихода к власти Горбачева годы сокрушили социальную идею, то последующие нанесли удар по патриотической идее — рухнули Варшавский Договор, СССР, прежняя политическая карта мира. На следующем, третьем этапе пришли зримые социальные беды. Во все времена российская интеллигенция артикулировала глас народа, служила и утешителем и поводырем. Но не в этот раз. В годы кризиса государства, резкого изменения ориентиров, всеобщего смущения не очень уверенно, а скорее с неким обреченным упорством интеллигенция предложила своему народу то, что можно характеризовать как отказ от веры в здравый смысл, потерю доверия к собственным ощущениям и инстинктам. Верить, что прогресс есть регресс. Что падение жизненного уровня, всеобщее опустошение и смятение есть естественное состояние. Как же мог после этого не замолчать народ, которому трижды за очень короткое время указали, что по дороге страданий и жертв его вели фанатики и слепцы?

Российской интеллигенции важно отметить, какие идеи никогда не теряли и никогда не потеряют свое значение для «молчаливого большинства» в стране с нашей историей. Прежде всего, это две великие идеи — социальная справедливость и патриотизм. В той мере, в какой «менее мятежная» российская интеллигенция конца века предаст эти идеи, она потеряет традиционно привилегированное положение в национальной жизни.

Что остается

У нас два главных ресурса — самая большая в мире территория и самое терпеливое, жертвенное и образованное население.

1. Начнем с территории, где наш самый очевидный, явный и теряемый ресурс — это Сибирь и Дальний Восток. Сегодня за Уральским хребтом живут 27 млн. человек, а между Байкалом и Тихим океаном — менее 7 млн. человек. От Михаила Романова до Михаила Горбачева хозяева Кремля осознавали важность этих колоссальных просторов. Столыпин приложил все силы для массового переселения сюда людей из европейской части России. Сталин панически боялся повторения японского «эксперимента» на Дальнем Востоке и в Восточной Сибири в 1917–1922 гг. В стратегических целях он создал Северный морской путь, строил большой Тихоокеанский флот, приглашал девушек-красавиц на берега Тихого океана. Во всех парках страны звучал вальс о маньчжурских сопках. В моей семье гордились тем, что трое капитанов — братья моего отца — служили на Тихоокеанском флоте. Не было семьи, где не читали бы «Порт-Артур», не танцевали бы под «Амурские волны».