Большая зачистка

И Абу, с настырностью упертого «быка», продолжал допрашивать свои жертвы, требуя сознаться: кому продали технику? Где деньги? Если обнаружится приличная сумма — а техника, по уверениям Виталия, стоила не менее пол-лимона баксов, — значит, эти врут и никакой ментовки тут не было.

А потом они «вспомнили» еще и американца, который приезжал, чтобы посмотреть на тот компьютер. Новая деталь! Она придала мыслям Абу иной ход. Он заставил Махова с Корневым подробно описать внешность этого иностранца, причем несколько раз уточняя при этом, какой был на нем костюм, да какой кейс у охранника, да какие очки… В общем, к утру у него имелся довольно подробный словесный портрет американца. Которого, кстати, вместе с охранником увезли с собой омоновцы. А вот Махова с Корневым почему-то отпустили. Подписка — это так, для дураков. Знающий человек ее в голову не берет.

Порядком уставший за прошедшие сутки, Абушахмин вышел в соседнюю комнату и телефонным звонком поднял из кровати Западинского.

— Ты вот чего, — сказал хрипло и без всяких предисловий, — я тут зачту, а ты подумай, никого этот тип тебе не напоминает?..

И он стал читать написанный на листе бумаги, выдранном из какой-то приходной книги, валяющейся на столе, словесный портрет странного американца, советника непонятной медицинской фирмы. Абу не прочитал и половины написанного, как Западинский, сон с которого слетел мигом, перебил его:

— Абу, давай поподробней об американце. Чего он там хотел? Сколько хотел заплатить? И чего с ним случилось дальше?

Абушахмин рассказал все, что сумел выбить из своих жертв. Западинский его внимательно выслушал, больше не перебивая, и, когда тот замолчал, подвел итог:

— Знаю я этого американца! Обскакали, блин! Ну су-уки!..

— Кто?! — вызверился Абушахмин.

— Глеб Бирюк, падла! — Западинский от души, вразнос, выматерился. — Это он! Но откуда узнали?! Ну, Плешка, это тебе даром не пройдет… Ладно, Абу, с теми кончайте, они нам больше не нужны. Но сильно не шумите. Народ уже, поди, на улицах, скоро светать начнет. Кончайте и отваливайте. Последи, чтоб от вас ничего не осталось: пусть думают, что с «крышей» не договорились…

Анатолий Иванович Плешаков с джипом охраны ехал в «Русский дом».

Глеб получил весьма ответственное задание: одного из самых надежных своих людей отправить в «ТВ-Русь», чтобы тот там поболтался с деловым видом, попил чайку-кофейку в многочисленных буфетах, потолкался в курилках и в бесконечных коридорах среди телевизионщиков и постарался выяснить, кто нынче обретается в фаворитках у Западинского. И вообще побольше узнал об увлечениях шефа канала в последнее время. Задачка, рассчитанная на максимум обаяния и общительности, а также неутолимую страсть служащих ко всякого рода сплетням, особенно касающимся интимной жизни высшего эшелона телевизионного начальства.

И еще один шаг решился-таки предпринять Плешаков. Не давали ему покоя те двое, которых гуманисты дерьмовые — Глеб с Матюшкиным — пожалели. Кто скажет с уверенностью, о чем рассуждают эти мальчики, когда их допросили, а затем оставили в покое? Ставя себя на их место, Плешаков больше не хотел смеяться. Он позвонил директору своего агентства Лаврухину и велел срочно подослать парочку грамотных людей, которые могли бы тихо и быстро выполнить его конфиденциальное задание. Лаврухин понял, сказал, что подъедут без промедления и что им можно называть вещи своими именами.

Анатолий Иванович положил перед каждым по пачке долларов и, чтобы несколько разрядить тягостную атмосферу, а иной и не бывает, когда ты берешь на себя роль Господа Бога, рассказал мужикам старый анекдот о канторе, который всякий раз, перед тем как петь в синагоге, требовал гонорар вперед. Его спрашивали: «Зачем вы торопитесь? Кончится служба, и мы вам торжественно вручим ваши десять тысяч». На что кантор всегда отвечал: «Знаете, когда десять тысяч уже тут, — и он хлопал себя по карману возле сердца, — ка-ак поется!»

Мужики, давно уже не новички в своем деле, хмыкнули и взяли деньги…

Машины свернули с шоссе на дорогу, ведущую к «Русскому дому».

Часы показывали полдень. Посетителей в ресторане — приехавших на собственных машинах — не наблюдалось. Еще самый-самый рабочий день, все крутые делают деньги, «быки» их охраняют. Откуда ж взяться посетителям, хотя для простого люда время, может быть, и обеденное? Правильнее сказать, обеденное, но не здесь…

Машины развернулись на площадке и остановились рядом, перед входом.

Швейцар с пышными традиционными усами и золотыми галунами услужливо распахнул перед гостями двери. Первыми вошли двое охранников, за ними — Плешаков, следом — еще пара мордатых крепышей.

Прошли в пустой зал, разместились за двумя столами возле окон. Официант в белом атласном жилете, надетом поверх русской рубахи навыпуск, и в черных брюках, заправленных в сапоги гармошкой, тут же положил несколько кожаных переплетов с меню, отошел в сторону, остановился в ожидании.

Плешаков до меню не дотронулся. Он поманил официанта и, когда тот почтительно склонил к посетителю голову с четким набриолиненным пробором, негромко сказал: