Большая Засада

— Незадолго до смерти мы ехали с ним и разговаривали — вот так, как сейчас с вами, — и он сказал, что хочет попросить меня кое о чем, чтобы я выполнил это после его смерти. Я испугался, что он попросит меня быть управляющим Аталайи, потому что мне бы пришлось ему отказать. Хозяином для меня мог быть только он и никто другой. К счастью, он просил о другом, и я сказал «да». Вентуринья подумал, что я буду продолжать заниматься фазендой, и удивился, когда я ему ответил, что ни за какие деньги. Ни за деньги, ни по долгу дружбы. Долг закончился со смертью полковника.

Он снова взял в руки поводья. Всадники покинули плантации какао и свернули на дорогу, ведущую к дому, который Натариу недавно построил. Полковник Робуштиану еще не видел его. Голос Натариу смягчился:

— Я люблю Вентуринью. Он был еще совсем маленьким мальчонкой, когда я приехал на фазенду. Но это совсем другое. Полковник протянул мне руку помощи, когда я был всего лишь юнцом, скрывавшимся от правосудия. А сейчас единственный, кто может мне приказывать, — это я сам.

— А Вентуринья понял вашу точку зрения? Он согласился с ней? Я слышал, что нет.

— А я не спрашивал, мне это неинтересно. Он полезет в политику, займет место отца. Я сказал ему, что если когда-нибудь он будет нуждаться во мне для защиты от врагов, то достаточно лишь сказать. Я все еще метко стреляю. Но служить — и пусть уж он меня простит — не буду ни ему, ни кому другому.

Прежде чем они спешились перед домом, полковник Робуштиану де Араужу, удовлетворив свое любопытство, завершил разговор:

— Если хотите знать мое мнение, Натариу, то вот оно: вы поступили правильно, как служа столько лет Боавентуре, так и отказав Вентуринье. Не вам ему подчиняться, и не ему вами командовать. — Он сменил тему: — Какой прекрасный дом! Поздравляю!

— Дом? Да это просто домишко, чтобы Зилда могла остановиться здесь с детьми. Она каждый месяц приезжает на плантацию.

6

На фазенде Аталайа жилища работников — глинобитные или деревянные лачуги — теснились между господским домом и речушкой, протекавшей вдоль дороги. Лишь немногие стояли отдельно, разбросанные по отдаленным плантациям. Натариу дал себе труд объехать все, чтобы сообщить новость и попрощаться, предложив свою помощь. С батраками и погонщиками у него были хорошие отношения, любезные, а некоторые приходились ему кумовьями. Ночь опустилась на посадки какао и на заросли. Хотя и была зима, но дождь не шел. Той ночью воздух был теплым и нежным. Капитана охватили противоречивые чувства: облегчение и удовлетворение, — поскольку наконец-то он стал сам себе хозяином, а с другой стороны — сожаление и тоска: ведь он оставлял землю, на которой жил и работал более двадцати лет.

Блуждая среди домов, он заметил свет фонаря в хибаре покойного Тибурсинью и удивился: он только что повстречал сию Эфижению, которая ухаживала за Идалисиу — молодым сборщиком какао, укушенного в тот день змеей. Будучи опытной знахаркой, старуха пришла на помощь. Она наполнила беззубый рот, будто банку, табачным дымом и присосалась к укусу на щиколотке страдальца: ворожея вытягивала и сплевывала яд, бормоча молитвы:

Господь наш благословенный,

Избавь нас от змеи,

Убей эту змею,

Ведь змея та — от нечистого.

Избавь меня от яда

И от искушения.

Идалисиу горел в лихорадке, но держался. Старухе удалось оттянуть яд и смягчить его действие, почти всегда смертельное. Капитан встретил ее у изголовья больного и побеседовал с ней, прежде чем покинуть фазенду Аталайа. Он пожелал Идалисиу выздоровления — может, он и выживет благодаря заступничеству Благословенного и народной мудрости целительницы. Они поговорили о Сакраменту, и сиа Эфижения пожаловалась, что тоскует по дочери. Ее задержка в Ильеусе, где она присматривала за вдовой полковника, мешала реализации планов, которые мать вынашивала, с тех пор как узнала, что является владелицей доходного дома в Итабуне, — это был подарок полковника Боавентуры Андраде, благодарного и великодушного.

О доме, который фазендейру приобрел и записал на имя любовницы со всеми надлежащими бумагами из нотариальной конторы и со всеми формальностями, сиа Эфижения и Сакраменту узнали от Натариу. Он был единственным, кто все знал об этом деле, державшемся в строжайшем секрете, — половник не хотел, чтобы новость распространилась. Сдача в аренду давала хороший ежемесячный доход — достаточный для беззаботной жизни матери и дочери. С этого момента сиа Эфижения только и думала о том, чтобы оставить работу на фазенде и открыть в Итабуне или в Такараше зеленную лавку, — там она торговала бы бананами, плодами хлебного дерева, перцем, жило и всем остальным, что можно употреблять в пищу и готовить.