Прошло недели три. Выписавшись из больницы, Петька сразу отправился в лес. Не взял с собой ни удочек, ни ружья, только провизию. Прожив в закоптелой лесной избушке на каком-то Дыреватом ручье около недели, вернулся в город совсем здоровым. Выпарившись еще хорошенько в бане, первым делом навестил Ивана Петровича.
— Вот, доктор, и я. Совсем оклемал. Бегом только бежать не могу. Колет…
Петька сел на край табуретки у самых дверей. Он всегда в городе, на людях, очень стеснялся и терял свою необыкновенную ловкость и свободу движений, которыми проникнуты были каждый его шаг, каждое движение в лесу.
Доктор в это время обедал. После настойчивых его просьб Петька сел за стол. И по комнате он шел какой-то звериной, крадущейся походкой! Так ходят многие охотники-крестьяне от долгой привычки бродить по почве, заваленной всяким хламом, и по глубоким, выбитым лесным тропам. У Петьки походка выражена была еще ярче потому, что на каждой ноге его недоставало по большому пальцу. Где-то, когда-то отморозил, конечно, тоже в лесу, в погоне за лосем.
— Пойдем, доктор, на Хайн-озеро. Там теперь крупный окунь на коргах должен брать, — глухо сказал Петька, наклоняясь над тарелкой, — а я заряд достал. Большой. Фунта на три.
— Какой заряд?
— Один подпорожский мужик штуки четыре ухоронил в землю. Англичане в девятнадцатом годе в порогах каменья рвали. Ну, а потом, как все побросали, оно и осталось. Целая землянка разных рвотных снарядов была оставлена. Пироксилин, тротил… Все побросали.
— Куда же все девалось?
— Известно куда! Красные еще не пришли, а мужики все растащили да позакапывали. Рыбу рвать в озерах. Очень хорошо.
— И рвали?
— Рвали. И сейчас еще многие рвут. Вредно только это. Озеро портят, весь молодняк пропадает. А мы все-таки попробуем. — Петька лукаво поднял глаза и беззвучно рассмеялся.
Иван Петрович тоже усмехнулся.
— Конечно, свинство это, но… такое большое озеро и притом у тебя только один снаряд. В общем, любопытно. Когда же пойдем? Ты не на работе?
— Не. До зимы без работы. Завод на ремонте. А зимой пойду работать. В пилоставной. Пилье точить. А ты как с больницей?
Петька всегда говорил доктору «ты».
Такой у них уговор был заключен еще года два назад, когда они первый раз вместе заночевали в лесной избушке.
— В больнице мы посменно с Афанасьевой. Она за меня может несколько дней поработать. Вернусь — отработаю. — Доктор выглянул в окно. — Кажется, дождя не предвидится?
— Не, до пятницы погода простоит.
Насчет погоды Петька никогда не ошибался.
— Так приходи, что ли, завтра пораньше. И снаряд не забудь.
Петька надвинул на глаза шапку и ушел. Он никогда не здоровался и не прощался. Даже не оглядывался.
На другой день, едва солнце поднялось над лесом, Иван Петрович и Петька уже шагали глухой, заросшей тропой к Хайн-озеру.
Озеро расположено было километрах в десяти от городка на лесной возвышенности. Тропинка то поднималась в гору, то опускалась на болота. Не раз приходилось, вооружившись палками, пробираться по набросанным и полузатонувшим во мху жердочкам. Десять километров! Доктору всегда казалось, что не меньше двадцати. Длинны эти мужиковские, немеренные километры по топким мхам и густым шалгам…
Оба путешественника были в полном походном снаряжении.
Петька — с неизменной своей берданкой. У доктора — новенькая бескурковка, купленная в госторге. Хотя она имела льежское клеймо и стоила больше ста рублей, боем ее доктор похвалиться не мог. «Так себе, игрушка», — определил Петька.
Переход до Хайн-озера занял около трех часов. Когда внизу сквозь просветы блеснула вода, доктор снял шляпу и остановился.
Но тут же не выдержал и, забыв усталость, бегом, обгоняя Петьку, устремился вниз. Один поворот тропинки, другой и — вот оно, это озеро, даже в этой стране озер не имеющее равных себе по красоте! Только крайний север, покрытый еще свежими следами древних ледников, своеобразный и жестокий во всем, может дать такой образец суровой и задумчивой красоты.
Доктор бывал здесь не раз. И всегда это место производило на него новое, почти потрясающее впечатление. Он видал скалы на Мурмане. Они мрачной стеной, «стамиком», упирались в холодный океан. Он проехал через необъятные тундры Печоры.
Но все это угнетало своим размахом и беспредельностью. Здесь же была воплощенная легенда из старой-престарой сказки.
— А лодки-то и нету! — Петька с недовольным видом окинул взглядом пустой берег. — Придется пешком пазгать к Алексею Иванычу. Давай сначала покурим.
Они сели и свернули цигарки. Доктор всегда в лес брал махорку. Петька же мог курить решительно все. За неимением лучшего, иногда курил мох. Даже когда был табак, он прибавлял к нему мятые прошлогодние осиновые листья. «Так лучше. Скуснее…»
— Кабы вот не идти домой отсюдова, — задумчиво сказал он, глядя на широко раскинувшийся перед ними залив. На другом берегу могучим амфитеатром к самой воде подошел седой лес, уходящий в гору.
— Да… Живет же Алексей Иваныч. А ты бы, доктор, стал здесь жить?