Больше, чем игра

Личной машины у Воронина не было, поэтому до дома Дворжецкого приходилось добираться общественным транспортом. Маршрут до трамвайной остановки Воронин выбрал таким образом, чтобы пройти мимо дома, в котором жил Егор Трубников. Воронин не поленился, поднялся на пятый этаж, понажимал на кнопку звонка квартиры 22. Никто не открыл дверь — хозяина по-прежнему не было дома. Воронин вздохнул — зря тащился! — спустился, вышел на улицу и продолжил путь к остановке трамвая.

К Дворжецкому Воронин добрался через полчаса после телефонного звонка.

— Привет, — сказал Дворжецкий, открыв Воронину дверь. — Проходи на кухню.

Отчего мы всегда зовем друг друга на кухню? — подумал Воронин, разуваясь. — Наши жены, встречая подруг, приглашают их в комнату, усаживают в кресло или на диван и щебечут под аккомпанемент невыключенного телевизора. Мы же — на кухню, всегда на кухню.

— Чай или кофе? — гостеприимно спросил Дворжецкий.

— Спасибо, но я только что отужинал дома, — вежливо отказался Воронин, присаживаясь на табурет.

— На тот случай, если ты все-таки передумаешь, чайник я поставлю. — Дворжецкий повернулся к плите, зажег газ, поставил на огонь чайник и бросил через плечо, как бы невзначай: — Я сегодня имел беседу с Вершининым, пытался обсудить с ним наши общие дела.

— И что сказал старик Оберон? — полюбопытствовал Воронин.

— Ничего.

— Как? Совсем ничего?

— Ничего по существу. — Дворжецкий тяжело опустился на другой табурет, возле окна. — Ему бы все в шашечки играть.

Воронин ничего не сказал, только покивал — да, мол…

Дворжецкий взял с подоконника пачку Беломора, выковырнул одну папиросу, обстучал, размял, продул, закурил и только после всех этих манипуляций спросил:

— Ну, говори, зачем пришел?

— Егор Трубников, — сказал Воронин, — наш новоиспеченный принц Мерлин — пропал.

Дворжецкий поперхнулся дымом, закашлялся, загасил — к радости некурящего Воронина — только что раскуренную папиросу и вопросительно просипел:

— Как пропал? Куда?

Воронин пожал плечами.

— Не знаю. Но у меня есть одна догадка…

— Минамото? — быстро предположил Дворжецкий..

— Нет, — Воронин покачал головой, — не Минамото.

И он поведал Дворжецкому о том, как нынче днем проник в квартиру Егора, и о том, что увидел у Егора на столе, а под конец поделился своей догадкой насчет эмберского козыря.

— Значит, на столе у Егора лежали бумага, тушь и перо? — задумчиво переспросил Дворжецкий. — А краски там были?

— Нет, — помотал головой Воронин, но не слишком уверенно. — Не было, кажется…

— Карты должны быть цветными, — весомо сказал Дворжецкий. — Вспомни Девять принцев Эмбера, эпизод, где Корвин рассматривает колоду, принадлежащую Флоре, — там описывались цвета одежд, волос и глаз.

— А по-моему, картам необязательно иметь цветной рисунок, — возразил Воронин. — Вспомни те же Девять принцев, как Дворкин нацарапал на стене темницы пейзаж с изображением маяка в Кабре, и Корвин воспользовался этим рисунком как картой.

— Да, верно, — признал Дворжецкий. — Ну, допустим, Егор действительно сумел нарисовать эмберский козырь и воспользовался им… От меня-то ты чего хочешь?

— Я, когда начал размышлять обо всех этих магических картах, вспомнл, что ты, пытаясь создать свои собственные козыри, некоторое время посвятил практике с колодой Таро. Может, попробуешь раскинуть картишки на Егора — вдруг выйдет чего-нибудь интересное…

— Ты сам до этого додумался?

— А что?

— Да так, ничего.

Дворжецкий посмотрел на Воронина долгим пристальным взглядом, потом поднялся и вышел из кухни. Вернулся он с картами, плотно прикрыл за собой дверь, обрубив доносящиеся из одной комнаты звуки работающего телевизора и вопли магнитофона — из другой. Сел за стол, достал голоду из футляра, отделил Младшие Арканы от Старших и отложил их в сторону, надолго замер с открытыми глазами, глядя в одну точку.

Воронин не проронил ни слова — вмешиваться было нельзя.

Дворжецкий медленно и тщательно — вдумчиво — перетасовал Старшие Арканы и принялся выкладывать их на стол рубашкой кверху, снимая по одной карте с верха колоды.

— Кельтский крест, — произнес он странным, не-своим голосом.

Он положил одну карту, на нее и поперек — еще одну, затем крестом вокруг них — еще четыре карты и еще четыре — справа от креста, снизу вверх вертикально.

— Крест и посох.

Оставшиеся карты Дворжецкий отложил к Младшим Арканам, глубоко вздохнул, посмотрел на Воронина и сказал:

— Ну что же, давай посмотрим, что вышло.

Воронин молча кивнул, и затаил дыхание, словно перед прыжком в омут.

— Прошлое, — сказал Дворжецкий и перевернул картинкой вверх карту, лежавшую в основании креста.

Воронин вздрогнул, холодок пробежал по его спине, и он почувствовал, как мелкие волоски на коже топорщатся и встают дыбом.

На карте был изображен гнусно ухмыляющийся скелет с выщербленной косой в костлявых лапах; он шагал и скашивал, словно траву, нагие беззащитные человеческие тела, резал их на куски.