Впрочем, в тот же вечер Савельева избили, и он попал в больницу с сотрясением мозга. Милка купила апельсины и пришла его навестить. Но Савельев не захотел ее видеть. Два дня она простояла под окнами его палаты, а на третий (вернее, это была уже ночь) влезла к нему в окно.
Он лежал, уставясь в потолок, и был такой же бледный, как бинты, которыми его перевязали.
Милка присела рядом, зашептала ему в ухо:
- Сань, я тут не при чем! Эти придурки просто обалдели, козлы какие-то, козлотуры...
Савельев медленно прикрыл глаза, словно не желая ее видеть. Казалось, прошла вечность, прежде чем она услышала:
- Хотят тебя, а бьют меня.
- Я же говорю: придурки... - Милка горячо дышала ему в ухо. - Как будто нет другого способа обратить на себя внимание! - она осторожно дотронулась до его руки.
- Ой, Саня, ты ледяной весь, как...
- ...покойник, - продолжил он с потрясающей своей ухмылкой, которая сводила ее
с ума. И тут же сморщился от боли.
- Ну, нет, - горячо шепнула Милка, и рука ее скользнула к нему под одеяло, - я этого не допущу!
На всю жизнь запомнилось ей это ощущение - мускулистый юношеский торс, подрагивание теплого бедра и тоненькая жилка, пульсирующая в ложбинке паха...
Насмешливый голос накрыл ее, как гром:
- По-моему, это ты обалдела.
Милка вздрогнула. И прошептала:
- ...Да. Я, кажется, на все готова.
- Так прямо уж "на все"? - прищурил глаза Савельев.
- На все, на все... - одними губами сказала Милка.
- Тогда оставь меня, пожалуйста, в покое, - выговорил он раздельно.
- Нет! Нет! - Милка понимала, что отступать нельзя, невозможно.
- Почему?
- Ты этого не хочешь.
- Ты думаешь? - хрипловато спросил Савельев.
- Я ч у в с т в у ю - пробормотала Милка голосом, срывающимся от еле сдерживаемого торжества.
И осторожно сжала руку...
Но в следующий миг что-то холодное ударило в лицо, она, вскрикнув, отшатнулась. Это Савельев плеснул на нее водой.
- Ты мне не нравишься, - шепнул он, оскалив зубы. - Отвали.
Милка вытерла лицо... Сейчас она готова была убить Савельева, ударить по его больной голове, вцепиться в израненное лицо ногтями...
Но тут заметила, как что-то сверкнуло в темном углу палаты. Чьи-то глаза смотрели на нее, не отрываясь. Приглядевшись, она увидела мужчину, лет сорока.
- А вам я нравлюсь, дяденька? - спросила она, кусая губы, чтобы не разрыдаться.
Мужчина промолчал, и Милка подошла к нему поближе, наклонялась, чтобы он лучше разглядел ее.
- Ну, говорите, не стесняйтесь! За правильный ответ - приз!
- Нравишься, - послышалось из тьмы.