Но я решила остаться. Работа хоть как-то отвлекала меня от тревожных мыслей.
В одиннадцать часов я снова позвонила в больницу. Ричарду лучше не стало, но не стало и хуже.
Выносить это мучение было невозможно. Быстро перекусив и написав записку для доктора, я отправилась в больницу на Кавендиш-сквер. В нескольких ярдах от входа я остановилась и посмотрела на окна, пытаясь определить, за каким из них может находиться палата Ричарда. Я заколебалась. Не лучше ли мне вернуться?
Вдруг я увидела, как к госпиталю подъехал большой блестящий «роллс-ройс». Мне внезапно стало очень холодно, хотя день выдался на редкость жаркий. Это была машина Коррингтон-Эшей. За рулем сидел Данкс, я узнала его. Именно на этом лимузине Ричард отвез меня после ужина в «Савой грил» на Уимпол-стрит, где я тогда жила с Диксон-Родами.
Я не могла сдвинуться с места, просто стояла и ждала, когда из машины выйдет Марион.
Наконец она появилась. Остановилась около Данкса и что-то ему сказала. Я просто была не в состоянии оторвать от нее глаз. Передо мной стояла женщина, которая была для Ричарда всем и одновременно ничем. Женщина, на месте которой должна была находиться я!
Она выглядела великолепно, точно так же, как на фотографиях. Высокая, стройная, очень изящная, красиво одетая. Светлые волосы до плеч. Гладкие и блестящие. На ней был приталенный черный пиджак и черная юбка чуть выше колен с небольшим разрезом.
Затем Марион быстро поднялась по ступенькам и скрылась в подъезде госпиталя.
Я отвернулась. Немного постояла, находясь в каком-то оцепенении, а затем бросилась бежать прочь с Кавендиш-сквер. Встреча с этой великолепной светской женщиной стал последней каплей в том море отчаяния, в которое я окунулась, узнав о болезни Ричарда.
Глава 22
Ричарду стало лучше! На четвертый день после операции я получила от него небольшую записку, которую он передал медсестре, надписав на ней мой адрес. Я вскрыла конверт дрожащими руками и прочитала:
Я снова и снова читала эти строки и ощущала, как от радости бьется мое сердце.
Позже Ричард говорил мне, что в этот период он особенно сильно хотел видеть меня. Но вместо меня там была Марион. Она приезжала каждый день, привозила цветы. Вся палата была уставлена корзинками с цветами. Но это лишь усугубляло его мрачное настроение. Особенно угнетающе действовала на Ричарда показная забота его жены, ее желание даже личное горе выставить на публику.
— Когда я выходил из наркоза, мне сказали, что я говорил что-то непонятное о каких-то цветах. О розах. Они не поняли, что это я называл твое имя. Я звал тебя, Роза-Линда. Потом я сказал, что просто бредил.
После выписки из больницы Ричарду предстояло еще целый месяц провести в постели, но теперь уже дома. Он не мог перенести мысли, что мы не будем видеться так долго. Поэтому как-то раз Ричард сказал Марион, что ему необходимо съездить на несколько часов в офис, а сам в это время собирался отправиться ко мне.
Несмотря на то что он мог приехать только на час, моей радости не было предела. Наконец я увижу его.
Ричард позвонил мне из офиса и сказал, что будет у меня в четыре часа. Доктор Кайя-Мартин отпустил меня этим вечером домой пораньше.
Я стояла у окна, ожидая появления Ричарда. Интересно, как он сейчас выглядит. Наверное, похудел, осунулся.
Четыре часа… Половина пятого… Пять… А его все нет.
Мне вдруг сделалось холодно. Я снова стала представлять себе всякие ужасные картины. Что он снова заболел, что, может, еще что-то случилось. Но он обязательно бы позвонил мне, если бы не смог приехать. Значит, Ричард приедет. Надо только подождать.
Неожиданно зазвонил телефон.
Его резкий звук отозвался звоном в ушах, этот звук, без сомнения, обозначал лишь одно — Ричард не придет.
Я взяла трубку и услышала его голос, низкий и встревоженный. Он даже не начал с обычных своих приветствий: «Привет, малыш» или «Это ты, Роза-Линда?». Он просто сказал:
— Послушай… Мне все это очень не нравится… Но я ничего не могу с этим поделать. Я уже собирался ехать к тебе, как вдруг в офис пришла Берта. Ее послала ко мне Марион. Я не совсем понял, в чем тут дело. Похоже, Берта просто очень беспокоилась за меня. А возможно, Марион сама собралась куда-то уехать. И поэтому решила, что будет лучше, если мы встретимся с Бертой и сразу же поедем в Ракесли, где проведем неделю. Я ничего не могу сделать. Я не могу оставить ее здесь и приехать к тебе.
Испытывая одновременно неловкость и огорчение, я механически проговорила: